laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

В прошлой жизни его бы, наверное, изрядно повеселили их грозные взгляды и жалкие попытки сохранить невозмутимость. Но только не сейчас — потому что это, по сути, ничем не отличалось от того эпизода с Регулусом; такое же избиение младенцев — с той лишь разницей, что обойтись без него было невозможно. Ибо Регулус, этот любимец семьи, идеальный слизеринец и наследник Блэков, по натуре своей не был жесток и не получал удовольствия, причиняя боль другим. Его старший брат, благородный гриффиндорец, куда больше походил на настоящего Блэка, так как верил, что люди от рождения делятся на хороших и плохих, и его священная миссия — извести вторых под корень. Регулус же порой даже в чем-то напоминал Лили, и в бою ему точно так же не хватало решимости — его убеждения не подразумевали утверждения силовыми методами.

Но с этими мальчишками все было иначе. Северус прекрасно знал, как они мыслят, и пожалуй что даже дружил с ними на протяжении всех тех лет, что отделяют детство от зрелости; кто-то из них умер у него на глазах, кто-то — попал в тюрьму. Да, он защитил Лили чарами, которые отражали любую атаку, возвращая весь вред нападавшим, и эта необходимость не доставила ему ни малейшего удовольствия — но и терзаться по этому поводу он тоже не собирался. Выбор сделан; оставалось только жить с его последствиями.

Северус не раз задумывался над тем, что слизеринцы и гриффиндорцы на самом деле не так уж сильно друг от друга отличались. Что те, что другие, к примеру, не имели привычки сворачивать с раз избранного пути. Вот только гриффиндорцам требовалось сознание собственной правоты, а слизеринцы себя спрашивали: "С чем я готов смириться, чтобы сделать то, что должен?" И сами же себе отвечали: "Со всем, с чем придется".

Ведь Хогвартс, по сути, представлял собой лишь подготовительный этап, за которым начиналась настоящая жизнь. На протяжении семи лет ты жил с убеждением, что весь мир делится на четыре факультета, и твое сердце принадлежало тому из них, на который тебя распределили в одиннадцать лет; но затем наступала пора вырастать из пеленок.

Вся эта история — четверо мальчишек, которые в будущем станут Пожирателями Смерти, и те, другие четверо, которые в прошлом погибли самой бессмысленной из смертей — пытаясь доказать свою доблесть... все это лишь игра. Жалкая, ничтожная игра. Убожество — что тогда, что сейчас.

Но на этот раз Северус намеревался выиграть.

— Я подозревал, что вы можете на такое решиться, — бесстрастно продолжал он. — Сделать из Лили наживку, чтобы поймать меня... поздравляю, еще чуть-чуть — и вы научитесь думать. Жаль только, что я это предусмотрел; любой, кто отважится на нее напасть, в конечном счете лишь... навредит сам себе.

Эйвери ничего не понял, а вот Розье догадался сразу. Что подумал Мальсибер, неизвестно; Уилкис же, по крайней мере, честно попытался сложить два и два.

— Ах ты говнюк поганый, — тихо сказал Розье.

— Собака лает, Розье, — откликнулся Северус, чувствуя себя при этом глубоким старцем. Интересно, можно ли жить сразу в нескольких временных потоках? Чтобы для тела, души и разума время текло по-разному, и у каждого из них был свой отдельный возраст? — Но вы не способны и на это. Впрочем, можете считать, что я подарил вам благую цель и легкий способ осчастливить человечество: убейтесь об Лили Эванс и уступите место более разумным формам жизни — таким, как хлебная плесень, к примеру.

А потом он повернулся к ним спиной и зашагал прочь, за долгие годы практики наловчившись ходить по скользкому булыжнику без особого риска шлепнуться на задницу.

Что ж, еще одним делом стало меньше. А потом этот "подготовительный этап" в его жизни наконец-то закончится, и можно будет исчезнуть отсюда — навсегда.

Лили не знала, когда именно Джеймса и Сириуса привели в чувство: последним занятием у нее в тот день стояла арифмантика, на которую эти двое не ходили. Из всей четверки там, как и всегда, появился только Ремус (который уже оправился после своего недолгого знакомства с Круциатусом), но он то и дело норовил уставиться в одну точку и, как и Лили, за преподавателем почти не записывал.

После занятия они бок о бок спустились на ужин в Большой зал — все так же молча, будто сговорились; но как только переступили порог...

— Эванс, — Джеймс вырос как из-под земли, словно аппарировал сюда прямо от гриффиндорского стола. Лили аж подпрыгнула.

Нет, ее точно не хватит на то, чтобы разбираться с этим прямо сейчас. Джеймс и Северус... Задача казалась неразрешимой: общаясь с одним, она неизбежно обижала другого — впору было думать, что ее дружелюбие создает больше проблем, чем откровенная жестокость.