Rominiys: Кошкин домик

На этом и порешил, не заметив, как веки потяжелели, а разум погрузился в сладкую полутьму.

Когда я засыпал, я надеялся, что никакая Дадля мой сон не потревожит. Оказалось, зря. Завтрак я благополучно проспал, вместе с обедом в придачу, поэтому дорогой кузен посчитал своим священным долгом разгромить шкаф у меня в комнате. Судя по раскиданным вещам, книгам и Букле, стучащей мне по голове клювом, утро в семье Дурслей не задалось. Моё утро! Мое! Утро остальных было вполне себе обычно.

Водрузив очки на законное место, а майку — на плечи, я присел в надежде привлечь внимание кабана, пытавшегося добраться до желудей, зарываясь с головой в корни английского лиственного дерева, именем которого и был назван этот шкаф.

— Что ты здесь забыл? — без предисловий и раскачек я решил рискнуть здоровьем и потревожить спину с надписью «Pittsburgh Penguins». Кабан в моей голове исчез, взамен него появился огромный пингвин, которого я тут же окрестил именем Дадлз.

«Кыш, кыш, тут рыбы нет, кыш».

— Ты чё лыбишься, придурок? — пингвин смотрел на меня пристально, не моргая. Только клюв шевелился в такт бровям. Я перевел взгляд на стол и увидел Буклю, которая смотрела на Дадлза с нескрываемым удивление.

«Родная, ты тоже видишь пингвина?»

Немой вопрос поставил сову в тупик, из которого я благополучно вывел птицу и свой мозг, заодно увидев в ласте у пингвина пачку совиный крекеров. Ещё один мысленный посыл взглядом и попытка натянуть майку на голову. Пока безуспешно.

«Печенье в доме последнее. Букля, фас».

Птица среагировала мгновенно. Или, быть может, это я в силу заспанности и лёгкой заторможенности после снотворного увидел только, как моя питомица исчезла со стола, растворившись в воздухе, и появилась на голове у пингвина. В глазах Букли читалась ярость и жажда крови, а клюв казался смертоносным лезвием.

— Пени на Буклю, — знаю, что продешевил, но битва без ставки всё одно, что не битва вовсе. Вот и моя хорошая, ухнула. Ставка принята. Может, ну его этого Живоглота? Пока и так неплохо идёт.

Мысль была прервана ударом клюва в моё темя. Пингвина нигде не видно, значит, победа за нами, и меня клюнули в воспитательных целях. Беру свои мысли назад, Живоглот реабилитирован. Пришлось отдать птице монету. Уму непостижимо. Что она на неё купит? Кусок мыши на развес? А есть рынки для сов? Совиный рынок. Может, у них и пабы есть? И школы со своей инфраструктурой и мэром.

Я пристально смотрю на Буклю в надежде выведать все тайны совиного царства, но тщетно. Пернатая, только клювом щёлкнула да забралась назад в клетку, вместе с пачкой крекеров. Верёвочка вниз, и ткань упала снова.

Хрум, хрум, хрум...

— Свихнуться можно.

С поднятым настроением и больным затылком я направляюсь в ванную, чтобы совершить утренний моцион. В голове ни одной здравой мысли, способной отяготить израненное сознание, и мне это нравится.

«Мерлин и Моргана, я никогда себя так хорошо не чувствовал по утрам».

Пока я чистил зубы и смывал остатки ночи с лица, в голову закралась ещё одна глупая мысль

«Дурсли сегодня не диете?»

Обычно меня будят ни свет ни заря специально, чтобы поддерживать в тонусе молодое и пышущее здоровьем тело. Оттачивать навыки готовки очень важно, так что в этом доме завтраки традиционно готовлю я. Видимо, сегодня день нарушения традиций. Таких как пингвин, роющийся у меня в шкафу, Дурсли, сами готовящие себе завтраки, и я, вот уже четыре с половину минуты пялящийся на своё отражение в зеркале. Двойник через стекло пристально смотрит мне прямо в глаза и даже не моргает. Закрываю глаза в надежде увидеть, закроются ли веки у отражения. Видимо, закрылись. Ну, будем надеяться. Улыбаюсь отражению самой радужной улыбкой, провожу рукой по запотевшей поверхности стекла и зарываюсь лицом в полотенце. Приятно.

— Уродец, ты сейчас огребёшь, — судя по голосу, это утренний пингвин. Судя по тону, я в опасности. Судя по ситуации, это полотенце пингвина. Следующее мгновенье я провожу на полу с болью в животе, как и последующее за ним и ещё несколько, для профилактики.

Голова снова разболелась.

Вернувшись в свою комнату, я понимаю, что утренний моцион занял два часа, а если учесть, что сейчас совсем не утро и даже не день, настроение резко понизилось. Глупости больше не лезут в голову, уступая место каким-то странным мыслям. Пингвин свалил куда-то, оставив меня наедине с Буклей, которой, видно, тоже передалось что-то нехорошее. Она спала в клетке и иногда ухала с натягом, как будто её снился кошмар. Не завидую ей совсем, но и не бужу, потому как знаю, чем может обернуться такое решение. Банка с таблетками всё ещё на столе, ровно в том месте, где я её вчера оставил. Значит, пингвину нужно было что-то другое.