Второй Дамблдор — с портрета — поймал взгляд Гарри и улыбнулся.
— …Все в порядке, Гермиона, — говорила тем временем МакГоногалл, усаживая девушку в кресло. — Никто не заставляет тебя принимать должность прямо сейчас.
— Правда?
— Разумеется — надо сначала закончить учебу, надо принять дела у меня, а это долгий процесс.
— А отказаться я вправе?
— Да, конечно, вправе. Ты откажешься?
— Н… нет.
МакГонагалл сдержанно улыбнулась:
— Хогвартс не выбрал бы себе директора, который отказался бы от своей должности.
— А как же вы?
— А я, дорогая Гермиона, просто мечтала о появлении своего преемника или преемницы, — директор села в соседнем кресле и коснулась палочкой столика. Появились чашки с чаем. — Я ведь согласилась занять этот пост временно, когда Альбус умер, а Хогвартс еще не выбрал нового директора. В то время ты еще, видимо, не была готова. А потом была Битва, и тебя не стало… потом Фоукса пришлось отправить в Страну Мертвых, а без него Хогвартс нем. Я не очень рада тому, что я директор. У меня есть своя научная работа, да и я люблю преподавать, а обязанности директора оставляют мало времени для этого. Не зря ведь Дамблдор ничего не преподавал…
— У меня еще были мои обязанности в Визенгамоте, — напомнил Дамблдор-призрак.
Гермиона посмотрела на него, но он уже вернулся к безмолвному разговору с фениксом. Ни призрак, ни феникс не издавали ни звука — но, тем не менее, разговаривали. «Легилименция, наверное», — подумал Гарри.
— А ведь Хогвартс тоже сделал тебе подарок, получается, — весело заметил он.
— Ничего себе подарочек… Это же такая ответственность, Гарри!
— Когда это ты отказывалась от ответственности?
Гермиона улыбнулась:
— Я и сейчас не отказываюсь. Просто… страшновато.
— Мне тоже когда-то было страшно, — подал голос Дамблдор (с портрета). — А ведь я был куда старше вас.
— Ну вот, вы были старше, и то вам было страшно. А представляете, каково мне?
Оба Дамблдора рассмеялись. Гермиона за словом в карман не лезла!
Призрак наконец-то отошел от насеста.
— Я узнал все, что предназначалось мне, — сказал он. — Но есть еще несколько посланий… тебе, Гарри.
— Мне? Но я не умею разговаривать с фениксом, сэр.
— Это разрешимая проблема.
Призрак уплотнился и взял с полки флакон с каким-то зельем. Гарри подумал, что ему нужно это выпить, и мужественно сглотнул (вкус у большинства зелий был, мягко говоря, кошмарен), но зелье предназначалось, как выяснилось, фениксу. Дамблдор налил его в чашку, укрепленную на насесте, и птица погрузила в него клюв.
А потом заговорила. Женским голосом. Гарри резко выдохнул — будто сердце пропустило удар.
Голос из кошмара, наполненного зеленой вспышкой «авады» и громким холодным смехом. Голос, кричащий: «Убей меня, но не трогай Гарри!»
— Гарри… Гарри, мой мальчик… Это я, Лили Эванс, твоя мама… Так трудно поверить, что эта замечательная птица принесет тебе мой голос, мои слова… Прости, я даже не знаю, что сказать… Да, я знаю, что ты уже взрослый парень, тебе уже восемнадцать… Я видела тебя вчера! Не знаю, как это вышло, но мы с Джеймсом видели тебя и говорили с тобой, хотя никто не произнес ни слова…
Сейчас… Прости, я сейчас возьму себя в руки, а то здесь есть и другие, которые хотят тебе что-то сказать. Да мне и сказать-то особенно нечего, кроме того, что ты мой сын и я тебя люблю. Даже такого взрослого и незнакомого. Да нет, не так уж незнакомого, я уже многое знаю о тебе. Здесь Сириус, Дамблдор… ребята из Хогвартса, погибшие в Битве… даже Снейп… Мы от всех узнавали понемногу о тебе, мы тебя уже представляем… и любим. Ты вчера сказал: «Как странно, мы сейчас почти ровесники». Да, Гарри, очень странно, очень необыкновенно — но ты нас не забыл и любил нас. Сириус рассказал нам о Гермионе, вчера мы видели рядом с тобой кудрявую девушку с мечом за спиной — это она, да? Та, что утерла нос Королю и вырвалась в мир живых? Да, мы знаем, что вы сделали это вместе, что это ты вырвал ее из Страны Смерти. Знаем о Светлом Круге, о том, что вы вернули к жизни еще двоих. Я помню малыша Невилла — он ведь теперь тоже взрослый? А что у Ксено Лавгуда есть дочь, даже не знала. Здесь нет времени, ничего не меняется, и только от тех, кто приходит, мы узнаем, что нового в мире живых. Гарри… пусть то, что мы на вас надеемся, не связывает тебя. Если окажется, что вернуть нас к жизни невозможно — не мучайся этим. Я говорю так, потому что Сириус рассказал нам, как ты привержен долгу. Гарри, чувство долга — это очень хорошо, но не нужно быть рабом долга. Будь свободен, и тогда невозможное может стать возможным. Да, Джеймс, сейчас… Гарри, я не говорю «прощай». Если нам удалось один раз связаться, значит, будут еще. А теперь, с тобой хочет поговорить папа.
Читать дальше