Олег Фролов - Хроники Тиа-ра - битва за Огненный остров

– Ждала тебя, Тиа-ра.

– Спешил к тебе, Миа-ку. Она всегда немного сердилась, когда я передразнивал ее манеру терять «я» и при каждой фразе повторять имя собеседника, но каждый раз не мог отказать себе в искушении. Только для того, чтобы в следующее мгновение еще раз коснуться ее уха, извиняясь.

Она немного помолчала и спросила:

– Стоит волноваться?

Вряд ли это касалось чего-то конкретного. Скорее – всего вообще. Всего, в чем мы сейчас находились.

– Нет, все хорошо, – ответил я.

Моего небогатого опыта в общении с женщинами хватало, чтобы понять: говорить о катастрофах им следовало в последнюю очередь. Не более, чем за секунду до того, как забросить на плечо и утащить в безопасное место.

– Хорошо… – сказала она, но, кажется, не поверила.

Миа-ку умна, а я совсем не умею обманывать.

– Ты знаешь, Конструкта больше нет. Но в жизни многих его как бы и не было… Кажется, ничем серьезным нам это не угрожает, – сгладил я собственную ложь.

– Хорошо, – снова ответила она. – Волновалась о тебе просто, Тиа-ра…

– Нет причин, – улыбнулся я и снова коснулся ее губами.

Миа-ку улыбнулась в ответ. Я почувствовал это по тому, как напряглась ее щека, касающаяся моей щеки. Ее кожа – нежная, слегка бархатистая. Моя – жесткая, прокаленная солнцем, загрубевшая от встречного ветра. Мне иногда кажется, что одно только прикосновение – вот так щека к щеке – может доставить Миа-ку боль. Но не касаться ее не могу.

– С Тами-ра все хорошо? – спрашиваю у нее.

– Да. Да, хорошо все.

– Какой он сейчас?

– Он… Умный. Умный и взрослый. От этого даже страшно иногда, – сказала Миа-ку, чуть смутившись.

– Страшно? Что ж тут страшного? Ты должна гордиться им.

– Горжусь. Горжусь им, Тиа-ра. Просто… Раньше заботиться о нем легко было. Сложно, но легко. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнул я.

– Он был МОЙ. Полностью мой, Тиа-ра. Теперь с ним проще, но сложнее. Он знает, чего хочет, куда хочет. Он уже не такой мой, как раньше.

– Понимаю, – еще раз говорю и искренне надеюсь, что понимаю.

– Наступит время, когда встретимся с ним в проходе. Улыбнется, кивнет и пойдет дальше. Перестанет быть моим совсем.

– Это будет нескоро, – касаюсь ее руки. – Он еще совсем новая жизнь.

– Может, и нескоро… А может, быстрее, чем мы думаем. Но чувствую это уже сейчас. Понимаешь, Тиа-ра? Важно не то, что будет не моим, а то, что прямо сейчас он становится не моим. День за днем. Смотрю, как он становится взрослее и умнее, – чувствую это. И мне страшно.

Я не нашел, что ответить, и просто обнял Миа-ку за плечи. Не знаю, понимал ли я ее сейчас. Наверное, нет. У мужчин все иначе. Взросление мальчика – долгий-долгий путь от матери к отцу, но никак не наоборот.

Тихо. Нежно. Рассеянный свет и приглушенные звуки откуда-то из проходов и общих залов. Совсем рядом с аркой прошлепали по глиняному полу босые детские ноги. Не Тами-ра – какая-то другая новая жизнь.

Как и всегда, в умме Миа-ку пахло травами. Множеством разных трав в невероятных пропорциях и смешениях.

Было бы хорошо оставить все вот так. Выпить этот момент до дна и попрощаться. Но не выходит. Миа-ку – болезненно честная, а я пользуюсь этим неразумно.

В какой-то момент тишина наших объятий перестает быть умиротворенной. В ней появляются нотки напряжения и недосказанности. Я это чувствую очень хорошо, ведь так бывает нередко.

Все просто. Все просто и сложно одновременно: Миа-ку не хочет говорить того, что меня расстроит. Но чувствует, что должна. Она говорит. И жалеет о том, что сказала. А я жалею о том, что она жалеет. А потом я жалею себя. И боюсь, что в следующий раз не скажет.

И всего можно было бы избежать, если не заставлять ее быть болезненно честной. Ведь ей можно доверять, а значит, и спрашивать ни о чем не нужно. Но сдержаться трудно. Слишком трудно для меня.

– Что-то не так? – говорю я ей.

– Все хорошо, – отвечает она, и я понимаю, Миа-ку собирается рассказать то, что меня расстроит. Не хочет, но собирается.

– Расскажи.

Она молчит, а потом произносит совершенно бесполезную оговорку:

– Тиа-ра, ты ведь знаешь, что это не значит ничего?

– Просто расскажи, – снова прошу я.

– Он приходил ко мне снова.

Сердце рванулось куда-то в сторону, ударилось о стенку грудной клетки и сползло вниз.

– И что? – спрашиваю голосом подчеркнуто бесцветным.

– Ничего, – отвечает. – Говорили о чем-то. Потом он пошел к Старейшей.

– И что старейшая?

Миа-ку молчит. Потом произносит как-то слишком тяжело: