Александр Рудазов - Паргоронские байки. Том 2

- Принеси воды, мальчик, - говорил крысолюд, давая ведро.

- Но ведро ржавое и прохудилось, - растерянно отвечал Обрубок. – Как я принесу?

- Как это ржавое? – осматривал его крысолюд. – Где?

- Вот здесь. Оно проржавело... начнет ржаветь с этого места... о, я вижу. Я сейчас принесу.

Богатая фантазия. Крысолюд надеялся, что ребенок просто любит таким образом шутить. Надеялся, что это не последствия той младенческой травмы.

- Хочешь яблоко? – спрашивал он в другой раз.

- Какое яблоко? – не понимал Обрубок.

- Вот, у меня в руке.

- Тут нет никакого яблока... а, вот же оно... спасибо.

Обычные индивиды видят только то, что есть сейчас. Обрубок же глядел будто вдаль. Смотря на вещь, он прозревал ее будущее.

Сейчас это яблоко есть. Но очень скоро его не будет. Оно просуществует недолго.

Это сложно описать – то, как он видел. Будущее не предопределено, оно не прямая линия. Часто Обрубок смотрел на яблоко и видел его одновременно съеденным и сгнившим. Смотрел на человека – и видел будто огненные вспышки впереди. Развилки на пути его жизни. Чем дальше, тем сильнее события ветвились, тем труднее было что-то различить.

Долгое время Обрубок не понимал, чем отличается от остальных. Думал, что так все могут. И, в общем-то, в каком-то смысле так действительно могут все. Каждый понимает, что яблоко потом съедят или выбросят. Каждый знает, что рано или поздно умрет. А видя летящую в человека стрелу – видишь, что смерть его наступит очень скоро.

Такое очевидное будущее предсказать несложно.

Но Обрубок просчитывал эти бесчисленные ветки непроизвольно, не задействуя разум. Просто... видел. Мог точно сказать, когда обвалится эта стена, когда прохудится эта рубаха, когда умрет его приемный отец... да, с каждым годом Обрубок видел это все яснее. Крысолюд был стар и болен, и его будущее почти не ветвилось.

Он умер, когда мальчику было десять. Другие Предвестники жалели беднягу, но Обрубок отнесся к его смерти стоически. Он давно свыкся с тем, что это произойдет. Еще в прошлом году увидел точную дату. Увидел, что даже если уговорить крысолюда пойти наверх, в лечебницу, это ничего не даст. Ему не захотят помогать... да и не сумеют. Эта опухоль внутри разрослась так, что ничего не исправишь.

Конечно, к смерти опекуна Обрубок подготовился заранее. К этому времени он окончательно понял, что не такой, как другие.

Он больше не чудил, не позволял себе глупые обмолвки. Вместо этого он учился видеть будущее только тогда, когда это нужно. Учился разбираться в этих развилках, похожих на древесные ветви. Искал взаимосвязи между разными вариантами будущего. О своих способностях не распространялся, пользовался ими осторожно.

Со временем он заработал себе хорошую репутацию. Его считали на редкость прозорливым. Его советы всегда были удачными, а предлагаемые планы срабатывали идеально. К нему начали прислушиваться даже взрослые.

К тому времени, как Обрубку стукнуло шестнадцать, он занял довольно высокое место в иерархии Предвестников. Стал секретарем Эсила Орме, одного из диаконов новой церкви. Несколько раз удачно попался ему на глаза, сумел оказаться полезным в самый нужный момент – и тот приблизил к себе талантливого калеку.

Жил он теперь не в канализации, а наверху, в хорошем доме. Даже ходил открыто по городу – правда, только в темное время суток. Всегда носил плащ, кутал лицо платком, закрывал глаза очками с копчеными стеклами.

Предвестников в Мкадоре преследовали. Тех стало слишком много, они все сильнее подрывались под устои. Церковь и светские власти заволновались, астучианский Инквизиторий присылал одного за другим вершителей. Начались допросы, обыски, массовые аресты.

Но успехи были скромными. Диакон Орме привык доверять интуиции своего секретаря. Возможно, он уже о чем-то догадывался, но вслух не говорил.

- На улице человек, отче, - говорил Обрубок, глядя в окно. – Мне кажется, это вершитель.

- Что навело тебя на эту мысль? – спрашивал диакон, перебирая бумаги.

- Он слишком пристально осматривает нашу дверь.

- Возможно, нам пора переезжать, - подумав, сказал диакон.

Еще ни разу он не пожалел, что прислушивается к секретарю. Среди предвестников Двадцать Седьмого были и глупые диаконы, и фанатичные, и кровожадные, и озлобленные... но Обрубок, разумеется, выбрал самого здравомыслящего. Не особенно религиозного и не особенно честного, но наиболее разумного. Культ Нерожденного был для диакона Орме скорее инструментом – но под его руководством он процветал и разрастался.