Александр Рудазов - Паргоронские байки. Том 2

- Но я не лгу, - спокойно возразил Янгфанхофен. – Бельзедор, это чистая правда. Конечно, я знаю не так много обо всем сущем, как наш Ге’Хуул. И я не такой потрясающий ясновидец, как наш Бекуян. Но в отличие от них я... я иногда могу прозревать будущее. Говорю без ложной скромности, потому что это чистая правда.

- ...Или среди твоих вип-клиентов есть также и прорицатели, - отмахнулся Бельзедор. – Ты им подливаешь, они тебе выбалтывают свои видения, а ты потом важно дуешь губу.

- Бывает и так, конечно. Отпираться не стану. Но я и сам тоже кое-что могу. И вот к слову об этом... хочешь, я расскажу историю об одном парифатском прорицателе?

- О прорицателе?.. – заинтересовался Бельзедор. – Я встречался кое с кем из них. Я его знаю?

- Нет.

- Ладно. Это кто-то знаменитый?

- Ну как сказать... он жил не в глубокой древности, как все эти легендарные пророки. Экольген Горевестник, святой Рокар... и он был не из тех, кто изрекал великие пророчества, чей смысл потомки иногда не могут разгадать до сих пор. Он был из тех, кто держит способности в секрете и пользуется ими для собственной выгоды. И я не думаю, что вы слышали его имя, хотя...

- Просто расскажи уже свою историю, - перебил Бельзедор. – Я же вижу, насколько тебя распирает.

1370 год Н.Э., Парифат, Хошимир, Мкадор.

Это была очень тихая ночь. Благословенный Мкадор укрывало звездное небо, на улицах горели фонари, зато окна домов не светились. Мирные жители спокойно спали.

Почти все. В одном доме не спал никто. Глава семейства, известный на весь город пианист, взволнованно ходил по комнате. Его жена рожала – и он страшно переживал.

Роды выдались тяжелыми. Будущие отец и мать были уж не первой молодости, дети у них долго не появлялись, и они почти перестали надеяться. Думали, что до скончания дней проживут лишь вдвоем.

Их это не слишком и расстраивало. Им хватало друг друга. Муж давал концерты, жена преподавала арифметику. По вечерам они беседовали за чаем, читали книги, прогуливались по зеленым улицам, посещали оперетту. Будучи почтенными хошимирскими буржуа, жизнь вели спокойную и размеренную.

Но потом случилась эта поздняя беременность. И вот теперь, спустя одиннадцать лун, ребенок собирался появиться.

Благородный Соне Тюти не находил себе места. За стеной, за дверью рожала его жена, любовь всей его жизни. Беременность была трудной, а роды оказались еще труднее. Посреди ночи великий пианист сам сбегал за повивальной бабкой, и теперь та пыталась привести в этот мир наследника рода Тюти.

О том, что родится мальчик, родители уже знали – в прошлую луну не вытерпели, сходили к авгурам, жрецам Просперины. Те не только назвали пол ребенка, но и пообещали ему долгую жизнь, полную великих свершений.

Правда, один авгур переменился в лице, когда его птица что-то крикнула. Но потом поморщился, отмахнулся и сказал, что этого не может быть. Не все происходящее – знаки богов, даже священные птицы порой кричат просто так.

Но Соне Тюти вспомнил этого авгура, когда из спальни вышла повивальная бабка. В ее лице не было ни кровинки, из-за дверей не доносилось ни звука, а сверток в руках тягостно молчал.

- Маль... мальчик, - прошептала она. – Кажется, мальчик...

- Кажется?.. – не понял отец. – Дай... а... а где... что?..

Он не знал, схватить ли своего сына или броситься к жене. Но повивальная бабка преградила путь в спальню и тоскливо простонала:

- Роды были тяжелые... Не снесла их, бедняжка...

Внутри Соне Тюти что-то оборвалось. Свою жену он любил больше жизни.

А потом был второй удар. Он развернул протянутый сверток и захрипел, разрывая на груди воротник.

- Эта штука... – услышал он будто издали собственный голос. – Она что... живая?.. боги, оно же шевелится!..

Той же ночью Соне Тюти спустился в канализацию. Великую Клоаку, простирающуюся под всем Мкадором. На вытянутых руках он нес корзину.

Он заплатил повивальной бабке за молчание. Велел всем говорить, что ребенок родился мертвым. Онемевший от горя вдовец не собирался оставлять дома того, кто убил собственную мать... да еще и выглядит так, словно явился прямиком из Паргорона. Сейчас он открыл глаза... яркие розовые глаза с крестообразными зрачками... и отец снова вздрогнул.

- Прости, - только и сказал он, опуская корзину в воду.

Младенец как будто понял, что его бросают. Он вскинул ручонки и горестно закричал, заплакал... но отец уже убегал, спешил скрыться от этих страшных звуков.

Он никогда от них не скроется. Не пройдет и года, как Соне Тюти повесится в собственном доме. Но эта история не о нем, а о том, кого он кинул в сточные воды.