Джеймс Черный - Между мгновениями

А божественным нектаром во фляжке Казимира всего-то было... молоко, но не простое магазинное, а цельное, доенное из-под одной коровы. Когда Казимир объяснял свою позицию, он морщился, становился похожим на Вольтера и язвительно вопрошал:

- Магазинное молоко? Слитое от стада? От стада стад? - при этом Казимир так вращал глазами, что можно было представить, как губители натуральной жизни перемешивают молоко на фабриках. В Москве, ещё вчера, почти в центре можно было отыскать частный дом, а в нём корову. Все коровы центра Москвы Казимира узнавали, и фляжка его была всегда полным-полна парным молоком.

- А где же ты взял молоко в Яффо?

- В гостинице живёт коза, - машинально улыбнулся Казимир, но тотчас улыбку спрятал, и лицо его покорёжила тень, - я пережил свой потоп, только не вода обрушилась на мой ковчег, а кровь.

Казимир потряс фляжкой и продолжал:

- Вода спала - кровь не спадёт, и мне не спастись. Я теперь, как Ной выпил вина от вашего виноградника и обнажил себя посреди еврейской судьбы.*

- Но ты же не еврей, Казимир? Здесь много сумасшедших без тебя. А у евреев одна национальность - космополиты. Посмотри на меня. На лбу моем галутное тавро.* Мне лично выжгли его совковой лопатой.

___________________

Я теперь, как Ной -" И стал Ноах земледельцем, и насадил виноградник. И выпил он вина, и опьянел, и обнажил себя посреди шатра своего". Брейшит (Бытие) 9:20,21.

Галутное тавро - Галут (ивр. транск.): изгнание, эмиграция, скитание, рассеяние, диаспора, чужбина. Дух галута восходит к ассирийскому пленению десяти колен Иудейского ( Северного ) царства в 8в. до н.э. и Вавилонскому пленению и разрушению Первого храма в 6в. до н.э.

На реках Вавилонских - там сидели и плакали, вспоминая о Сионе.

Псалом 137.

- Евреями не рождаются...

Если зов возвращения занесёт Вас ранним утром на одну из вершин Иерусалима, то оглядитесь окрест. Чистое, умытое росой солнце с удивительной ясностью очерчивает даже самые мелкие детали домов так, что кажется: не сам город перед глазами, а его искусно сработанный макет и достаточно лишь протянуть руку, коснуться крыш, окон, фыркающих на перекрёстках машин, и время начнёт покалывать кончики пальцев и дрожью забираться под самое сердце. И тогда острая боль осознания того, что только здесь Вечность отряхивает со своего плаща прах истории, пронзит вас и вам захочется напомнить забывчивому миру: упавший с неба камень в Дельфы - давно не пуп земли. Если посмотреть на землю глазами Бога, то видно, как Иерусалим поднялся омфалом круглым* и кажется, лишь первый зов, и Иерусалим взлетит над миром в Его объятья.

Но я глядел на Иерусалим глазами Казимира. И ему в диковинку: как ни крути головой, а ни одной трубы не увидишь. Для глаз, уставших от российских дымов над городами, это удивительно и ты понимаешь: вечность не дымится углём, язычеством и каторгой, а живёт в умытых и нагретых солнцем камнях Иерусалима, к ним лишь надо, возвратившись, припасть и очиститься от скверны разума.

Но на то он и Казимир, с въедливым взглядом профессионального фотографа, чтобы примечать вокруг себя всеми видимое, но невиданное: конечно, звёзды зажигают, но кто будет задирать голову, если под ногами так много земной мишуры? Мы уже проехали больницу Шеарей Цедек*, а Казимир вслед, как будто глаза его зацепились за только ему видимый кадр, спросил:

- Джимми, а почему труба квадратная?

Я сотню раз видел эту трубу, торчащую посреди больницы, ну какие мысли может навеять труба, если она не дымит?

Казимир всё больше опрокидывался в свой новый, как самопальный еврей, печальный образ:

- Я понимаю, что больница, - бормотал он, - но не крематорий же. Такие квадратные трубы я видел в Дахау*. Вот ты еврей и мне скажи: если еврей просто есть и ему живётся хорошо, а может даже ещё лучше, он в этом виноват? А если виноват, то кто виновен в его вине?

- О чём ты, Казимир? - его я почти не слышал, а скорей не слушал. Отвлекаться - себе дороже. Ездить по израильским дорогам, что пробираться по минному полю. Несколько крутых поворотов, светофоров и по узкой улочке мы въехали в Яр-Ерушалаим*. Не ехать же сразу искать эту улицу Узиель. Пусть Казимир придёт в себя и, наконец-то, исповедуется. Впереди нас нырнула полицейская машина и мне показалось, что за рулём всё тот же соглядатай в шлеме. Страх, как и Бог - непознаваем. В одном журнале для вечернего чаепития я прочитал рекомендацию по выживанию в дебрях Ego. Оказывается страх, как и душа, после смерти не исчезает, а переселяется в другие тела и там