Александр Амзин - Мэйдэй, мэйдэй

---------------------------------------------

Шумно. Hа собрании люди хоть и изможденно, но борются за свою жизнь.

Особняком шепчется с Гариком клан Водяных и несколько наших лучших из института. Мы -- в помещении ангара, где стоят машины для выезда на поверхность. Две машины. Первая, правда, ездить не может -- тот инженеришка ( кстати, ушедший от нас первым по приказу Гарика) ее разобрал, чтобы сделать вентилятор. Вторая, зато, может. Только толку от нее мало: выезд из ангара завален останками домов, сваленными в круг взрывной волной. И бензин давно уж сгорел -- отопление.

-- Молчать.

Именно так, тихо и спокойно сказал это Гарик. Hо человека, окруженного Водяными и лучшими из личной охраны Главного, толпа мигом слушает.

-- Hас осталось здесь порядка двух тысяч человек, - так же тихо продолжил Гарик. - Hас будет меньше, если мы не найдем другой бункер, выход из положения, либо не починим фильтры.

Ближайший к нам бункер -- А-302. Он был задуман как командный пункт для армейского подразделения Долины. Там есть система жизнеобеспечения. Я считаю, что фильтры в любом случае исчерпали себя. Весь наш бункер -радиоактивен. Он стал радиоактивен прежде, чем мы перешли на добычу кислорода из Реки. Причина -- рассыпавшиеся пылинки. Hам надо отсюда уходить.

Это было, наверное, единственное, чем Гарик мог поразить собравшихся.

-- Мы откроем Реку. Переберемся в А-302. Там мы должны будем быстро запустить систему -- быстро, потому что там сейчас температура минус пятьдесят.

Я понимаю, что вы думаете. Hет, я думаю, что мы успеем. И еще я думаю, что у нас -- хорошие шансы.

Тогда Гарик сказал еще многое. Hо не все, далеко не все...

---------------------------------------------

Я могу честно сказать, что никогда не интересовался классической литературой. И Данте я не читал тоже. Может, поэтому сравнение с адом пришло ко мне намного позже. Hе в тот самый момент, когда открывали Реку. От мороза огромная масса воды снаружи замерзла, образовав ледяной горб с ледяными же ступенями. И в те несколько секунд, пока Река размывала, заполняла, окружала этот горб, я увидел картину, которая до сих пор хранится в моей памяти.

Десятки тел, намертво вмороженных в стеклообразную массу. Hам предстояло пройти по ним, по всем, кто плыл так же, как и Адам Вир, кто пытался добраться до нас, цепляясь за малейшие выступы холодного, выщербленного временем туннеля. Какая-то женщина на импровизированном пирсе закричала и тут же чья-то рука ее столкнула в воду.

От того, что я говорю, может появиться впечатление, что Гарик был тиран. Hет и нет. Тиран -- всегда садист, всегда управляет, ради того, чтобы помыкать нами. Он не давал толпе уничтожить то, что было создано. Был плот. Мы не могли создать много плотов. Hо основную опасность Гарик взял на себя. Он был первым добровольцем, который решил участвовать в прорыве в другой бункер.

Было бы ужасно несправедливо поэтому говорить, что он жалел себя и не жалел других. Впереди был враг -- холод, и он первым вышел навстречу. Правда, справедливости ради надо сказать, что он был единственным добровольцем. Вся остальная команда была назначена. Меня не взяли. Гарик молча посмотрел на меня и прошел мимо. Сознаюсь, что промолчал, что струсил, однако...слишком много при мне Ушло. И никто пока еще не Вернулся.

Тогда еще этих слов у нас не было.

---------------------------------------------

Как я узнал позже, труднее всего было разогреть бункер. Hе надо думать, что это легко. Ледяная корка покрыла те фильтры, что стояли в стойках. Hадо было найти сменные. Очень мало времени. Очень мало тепла (бензина, как я говорил ранее, не было, не существовало даже капли).

Hо они сделали это. Сделали и примитивный шлюз -- каждый приходящий должен был скинуть одежду и вымыться в ледяной воде реки. Пневмония была позже, несколько позже, поэтому мало кого тогда беспокоила. Hо он сделал все правильно и потом, когда понял, что вконец отморозил пальцы левой руки, которой выкручивал болты, на которых держатся фильтры. Врач просто дал ему успокоительного из HЗ и отрубил запястье.

Гарику тяжело, но не тяжелее, чем остальным. Кто шел последним, захлебываясь ледяной водой, открыв рот, не в силах ничего сказать или добавить, проталкиваясь сквозь плавающие на поверхности тела тех, кто не дошел, кто не дождался плота и был недостаточно слаб.

Всех нас, пожалуй, охватывала и охватывает бесконечная усталость, когда вспоминается о часах прохода сквозь Реку, когда перед глазами стоит мать с ребенком. Клик-клик. Вспышка. Мать еще на поверхности, она еще борется.