Евгений Гордеев: Возлюби ближнего

- Да, этого и следовало ожидать. Тебя, насколько я понял, ни разу в жизни сильно не били? - спросил он. - Ведь так?

Иисус опустил виновато голову и утвердительно кивнул ее.

- Вот ты и схватился за ствол. Поверь, физическая боль ничто, по сравнению с тем, что может быть здесь. - Он дотронулся до груди. Физическая боль затухает со временем, а вот эта нет. Знаешь, я что тебе скажу, все что было на гражданке, это пшик, здесь другие мерки, здесь другие люди, другие правила и законы.

Здесь все просто, но нужно только понять эту простоту, прочувствовать ее. Гражданка - это игра во взрослых. Что ты там видел хорошего.

Бабы? Да любая тебя предаст, не моргнув глазом. И не потому, что это будет ей надо, а просто так, ради остроты жизни. Ради поиска новых ощущений. Ради толстого кошелька. И еще тысячи - ради. Ты никому не нужен из них, со своей чистотой и любовью.

Глаза Бугая разгорелись как два угля в костре, и светились злостью в наступающих сумерках.

- Предадут и предают нас те, кто сюда послал. Комсомол, интернациональный долг, защитники справедливости.

Какой бардак. Да нас здесь ненавидят, а мы изображаем из себя радетелей правды, защитников свободы. Тьфу. Ну я-то ладно, искупление грехов, а вот тебя то за что сюда упекли?

- А что случилось у тебя, - осторожно спросил Иисус.

- Ничего, - вдруг злобно ответил Бугай, и отвернувшись, дал понять, что дальнейшего разговора не будет.

Наступила тишина. Где-то свистели какие-то насекомые. И оба снова задумались каждый о своем. О своей жизни, о том, что каким-то невообразимым финтом их судьбы переплелись и загнали их за тысячи километров от своих домов в один окоп, выдолбленный в чужой земле.

- Ладно, - Бугай прервал молчание, - слушай. Была у меня телка. Ничего себе Клава, 16 лет ей было. И знаешь, тогда мне казалось, что я ее любил. А может, это мне только казалось. И вот справляем мы Новый год, последний, перед тем как мне в армию идти. Компания шумная, смех, шутки. Выпили, как водится. И вдруг моя любимая вешается ко мне на шею и начинает тянуть в соседнюю, пустую комнату, со словами "...Я хочу тебя....". Короче, утром она ушла домой, как ни в чем не бывало. А через два дня менты меня и загребли. Мамаша ее все прознала и заставила написать заявление. Мол, воспользовался невменяемым состоянием несовершеннолетней. Три месяца меня продержали, думал что все, отправят на зону. Только следователь как-то умял это дело, но с одним условием : " Либо ты исчезаешь на время, тебе в армию пора, либо тебя здесь все же доконает это семейство." Вот так, поэтому мое нахождение здесь, - искупление вины, только-то, - закончил Бугай грустным голосом. А глумливым добавил, -пострадал лыцарь за любовь.

Они еще долго сидели молча, до самой смены не произнесли больше ни единого слова. Все что нужно, было уже сказано. Над головой, в черном небе светили яркие, но чужие звезды. Каждый думал о другом, и пытался уловить ту нить, которая протянулась между ними, пытался определить, насколько она крепка, и не порвется ли в самое ближайшее время. Пришла смена, Бугай перекинулся парой слов с пришедшими, и они с Иисусом двинулись в расположение.

- Знаешь, - начал Иисус идя сзади Бугая, - у тебя шрам на спине. Это от духов?

- Я к духам спиной не поворачиваюсь, -коротко ответил Бугай, показав тоном , что данный вопрос обсуждать не намерен и разговор давно уже окончен.

Они зашли на кухню, плотно отужинали, умылись и улеглись в постель, с чистой совестью, как люди, выполнившие свой долг или работу, ту, которую от них требовали. "Что ж, жизнь не так уж и плоха", - подумал, засыпая Иисус. В эту ночь он спал крепко, почти так, как дома, никто его не тревожил.

Утро и день прошли по распорядку. После обеда Иисус узнал, что он заступает дневальным по роте вместе с Котом. Служба есть служба. При встречи Кот многообещающе ему улыбался, а когда они оставались одни, елейным голосом проговорил:

- Вешайся, слон, заранее. Будешь сегодня у меня всю ночь шуршать. Спать не дам совсем.

Вот и наступила эта ночь, в палатке улеглись. Иисус начал подметать земляной пол. Когда закончил с этим делом, сходил за свежей водой, сбрызнул пол, вымыл летний туалет на улице и отправился на кухню. На кухне уже работал дневальный из другой палатки, это был один из тех, с кем он приехал сюда. Кот, два сержанта из соседних палаток и двое рядовых, также незнакомые Иисусу, сидели вокруг стола и с аппетитом ели тушенку, прямо из жестяной просолидоленной, обернутой вощеной бумагой, банки.