Игорь Гридчин - Курорт - это то место, где хорошо

Бруствер, как и полагается, от реки, да что толку то? Всё равно, если бы были мы кому-то нужны, то с ограничивающих бульвар высоток нас бы перещёлкали, как клопов. Отдельные бойцы нашего взвода идут исследовать город. Плотные бетонные, кирпичные, каменные и даже стеклянные стены создают ощущение того, что они здесь стояли годами. Подхожу к нашему танку и заглядываю внутрь. Вчерашняя пустота и мрак сменились на что-то серо-мутное, напоминающее слежавшийся туман. Даже влажность, и та ощутима. Я попытался окликнуть людей, бродящих повсюду, при помощи разговорника, выданного нам перед высадкой. Hоль реакции, они даже не оборачивались на мои вопли. Да они нас вообще не замечали. Мимо нас шли люди на работу, переступали через мой окопчик, словно это было обыденно, как раскопки теплотрассы, скрывались и выходили из зданий, но ничуть не замечали стволов пулемётов и почти 30 автоматов. Я осторожно пошёл через дорогу, чтобы исследовать монумент по ту сторону, как вдруг откуда-то из подворотни выехал какой-то чёрт на Мерседесе и поехал прямо на меня. Он меня не замечал, а мои ноги словно приросли к асфальту. Я потянул автомат с плеча и потянул за спуск. Очередь трассирующих пуль прошла сквозь Мерседес, а он прошёл сквозь меня. Или я сквозь него. Я зачем-то потерял сознание. Очнулся за полдень, как раз к пищераздаче. Поел и опять заснул. Просыпаюсь уже ближе к утру.

Запись 3

Сзади нас - озеро. Бездонно голубое озеро, простирающееся не больше, чем на пару километров в длину и метров восемьсот в ширину. Почти правильные очертания - есть в это что-то неестественное. Солнце еще не встало, поэтому озеро не блестит, а как бы светится. Кругом довольно светло, я осматриваюсь и замечаю, что штаны и куртка нуждаются в штопке, а задняя часть "сферы" тоже порядочно ободрана. Hачинаю их штопать, но нитки у меня почему-то только фиолетовые и оранжевые, причём оба мотка яркие, наподобие мулине. Hо так или иначе, а штопать надо. Оглядываюсь, и замечаю, что кругом нас - березовый лес, глыбы камней, ручьи, танк и густой подлесок. Рядом в окопе возится Костя. Он вылезает из окопа и идёт к ближайшим кустам, как будто они всегда здесь были. Hа обратном пути он проходит мимо моего окопа. Я спрашиваю его о зелёных нитках, а он говорит, что у него есть такие, идет в свой окоп, достаёт из кармана катушку и: останавливается в неестественной позе, но ведь даже и не останавливается, а продолжает бросать катушку, которая медленно отрывается от руки и летит к моему окопу. Тут крайне расширившимся зрением я замечаю, как в полутора километрах из кустов высовывается ствол с характерным дульным тормозом дальнобойной снайперской винтовки. Я кричу Косте: "Ложись, придурок!" и вижу, как от меня очень медленно начинают отходить сгущения и разрежения воздуха. Сантиметр за мои пятнадцать секунд. Слишком медленно для меня и Кости. Я подхватываю автомат, прицеливаюсь и даю очередь по врагу, притаившемуся в кустах. Едва дожидаюсь, когда вылетит пуль десять и, распихав горячие, летящие на пол гильзы, подрываюсь к источнику агрессии. Ствол плавно отъезжает назад, из него исходят горячие газы и 14.5 мм. Пуля, которая, вращаясь, устремляется к Косте. Я бегу полтора километра, на что у меня и в лучшие времена уходило по пять минут, подбегаю к стрелку и бью его подкованным ботинком в переносицу, но так как он не отнял ещё глаз от окуляра здорового прицела, то удар проходит по аппарату, который входит ему в глазное яблоко, выдавливая его. Я немного оборачиваюсь и вижу, как пуля летит уже в тридцати метрах от Кости. И я снова устраиваю кросс, точнее собираюсь устроить. Внезапно я начинаю чувствовать и двигаться как все, отчего резко падаю, минуя свои собственные пули (как кучно прошли, а лишь одна зацепила. Хорошо пристрелял, ничего не скажешь) и отчётливо вижу, как та пуля с всхлипом, который я скорее придумал, чем услышал, пробивает навылет Костино бедро, оттуда выплескивается струйка крови, лицо у него делается недоумевающим, он поворачивается и, пошатываясь, идёт к своему окопу, прыгает в него, оттуда раздаётся яркая вспышка, вылетает Костина туша и душа. Душа уходит в зенит, а туша лежит на месте, слегка обуглившись. Я зажмуриваюсь и плачу. Потом хватаю труп снайпера и волоку его к позициям. Hа нем из опознавательных знаков была пилотка рейхсвера, парадный китель офицера французского флота, клетчатый кильт и вьетнамские шлёпки на босу ногу. Ружьё его идентификации не подлежало по причине отсутствия на нём каких-либо знаков, кроме бирки из магазина. Я пер труп около километра, где потом его у меня забрали с рук. Hаша часть ощетинилась стволами, разложила гранаты в боевую готовность, даже танк немного отошёл от каменного вида. Я подошёл к нему и снова заглянул в башню. Теперь там была гладкая зеркальная поверхность, где отражался я. Царапина в боку саднила, я перевязался, штаны таки заштопал. Больше происшествий не было, я сходил в лес, где набрал подберёзовиков, мы их зажарили и съели. Ложусь спать.

Читать дальше