Сабир Мартышев: Дневник одной разлуки

В детстве Рустем, как и я, был нумизматом (правда!), коллекционировал монеты, но со временем забросил свое увлечение. Теперь у него есть работа и семья, и он успел позабыть о своем хобби. Я собрал иностранные монеты, имевшиеся у меня дома, стараясь, чтобы среди них не повторялись монеты одной и той же страны. И теперь дарю их Рустему с пожеланием, чтобы он съездил во столько стран, сколько монет в этом кульке, и потратил бы там по одной подаренной мной монетке. Люба, как мы и договаривались, спросила сколько же там монет и я признался, что не сосчитал и попросил это сделать Рустема. Рустем, подозрительно глядя на меня, открыл кулек и начал считать монеты вслух. Монет оказалось тридцать и в зале наступило неловкое молчание. Я же как ни в чем не бывало, поднял тост за то, чтобы Рустем побывал в тридцати странах мира, да не один, а со своей молодой женой. Гости, получив повод выпить, подняли рюмки и выпили вместе со мной.

Hо, тут же предупредил я, это еще не все. Взяв со стола заранее припасенное яблоко, я попросил Галю принять его у меня из рук. Покрасневшая Галя встала из-за стола и протянула руку к яблоку, но я не торопился его отдавать. Hаши пальцы соприкоснулись и через меня прошел разряд, да простит мне дневник этот пошлый оборот. Однако так оно и было на самом деле. Мой язык произносил новый тост, а сам я смотрел Гале в глаза и без слов говорил ей о том, как сильно люблю ее. Галя поняла меня.

Тост? Ах да, тост. Я напомнил всем библейскую историю и пожелал Гале принять это яблоко от меня, пока его не подарил какой-нибудь змей-искуситель, чтобы вместе с Рустемом вкусить его и познать всю радость семейной жизни. Любое знание, говорил я, любой опыт, радость и горе вы должны делить пополам. А начать предлагаю именно с этого яблока.

Гости внимательно смотрели на нас. Кое-кто из них понимал, что весь этот спектакль неспроста, но лишь единицы знали о том, что нас с Галей и Рустемом связывало нечто большее, нежели простое знакомство. По моей просьбе Галя откусила от яблока, а затем передала его Рустему, который тоже откусил от него. Оба они прекрасно поняли, что я хотел сказать этими подарками и словами.

Все это время Ирина Константиновна глядела на меня с нескрываемым отвращением, в лучах которого я ощущал себя просто великолепно. Федор Григорьевич сильно заинтересовался вилкой, лежавшей перед ним, и даже принялся пересчитывать количество ее зубцов. Видимо, результат показался ему невероятным и он тут же принялся пересчитывать зубцы в обратном порядке. Потом еще раз и еще.

Я осушил вторую рюмку и уселся на свое место. Люба смотрела на меня и смеялась одними глазами - она не знала всех подробностей того, что я приготовил, и это показалось ей хорошей финальной шуткой. Стас, к тому времени порядком принявший на грудь, признался, что ни черта не понял из того, что я сказал, и предложил выпить. Тосты тем временем продолжались...

Когда наступил перерыв, я попросил Любу свести меня с Галей, а затем отвлечь Рустема пока мы с ней будем разговаривать. Когда она убежала, я спросил себя зачем мне все это нужно, этот разговор с Галей. Кого я обманываю, что хочу лишь пожелать ей счастливой жизни и гордо уйти, чтобы больше наши дороги не пересекались? Hе лучше ли просто развернуться и уйти?

Пока я думал об этом, мой взгляд упал на микрофон, оставленный тамадой. Про себя я отметил, что это радиомикрофон и тут мне в голову пришла мысль. Hе отдавая себя отчет в том, что делаю, я схватил микрофон и спрятал его в рукав пиджака. Как вовремя - повернувшись я увидел, что ко мне быстрым шагом идет Галя.

Без всяких слов она схватила меня за руку и, спустившись вниз по лестнице, мы зашли в какую-то кладовку, на потолке которой одиноко горела лампочка. Закрыв дверь, мы уставились друг на друга. Я открыл рот, чтобы произнести финальную речь, но Галя прервала меня своим поцелуем. Признаться, я никак не ожидал этого. Я думал, что мне придется объяснять свое присутствие и с пафосом прощаться, но все это оказалось ненужным. В ее голодном поцелуе я нашел ответ на свой невысказанный вопрос. Она все еще была моей, и всегда будет ею.

Оторвавшись от моих покусанных губ, она посмотрела на меня затуманенным взором. Я не верил, что человек может испытывать столько боли и в то же время не обращать на нее внимание. Hо Галин взгляд говорил об обратном. Упершись руками в мою грудь, она отгоняла меня словно какое-то чудовище. Я не противился, но в узкой комнате было не развернуться, и мы как были, так и остались прижатыми друг к другу.