Елена Навроцкая - Инкуб

- Hеплохо, Желка. - Одобрительно, но с неизменной иронией, произнес Влад. Только теперь я могла взглянуть на него, не боясь ослепнуть от собственной храбрости. Он сидел ко мне в профиль, нечеловечески красивый и одновременно чудовищный по людским меркам, в его огромных миндалевидных черных глазах затаилась какая-то потусторонняя печаль, иногда мне виделись во тьме его зрачков тысячи лет скорбной жизни среди непонимания и смертной тоски. Как же я хотела наполнить такое существование любовью, которой бы у меня хватило на все армии мира! "А что этот бог забыл в подобной шараге?" - заметило мое второе я. "Hе знаю, он ведь старше нас, наверное, уже не смог больше никуда поступить." "Что ты знаешь об его жизни?" "Hичего." "Может он - маньяк? Убийца? Извращенец? Сумасшедший? Сам дьявол во плоти пришел искушать тебя?" "Кто я такая, чтобы дьявол приходил ради меня на Землю? И мне все равно, кем он был в прошлом, кто есть в настоящем, но я хочу быть вместе с ним в будущем." "Закати губу! Такой мужчина не принадлежит никому и никогда не будет принадлежать!"

Влад положил рисунок на стол, его ироничный голос дал мне понять, что всякая надежда бессмысленна:

- Знаешь, мы не сможем сегодня встретиться.

- Почему, Влад?!

- Потому что Я так хочу. Понятно?

- Понятно. Чего ты добиваешься?

- Совершенно ничего. - Он даже не собирается оправдываться передо мной. Злость охватила меня, и я дрожащим от досады голосом начала выговаривать ему все, что в голову придет:

- Кстати, можешь проваливать ко всем чертям! Мне надоели твои дурацкие прогулки на пионерском расстоянии! Я тебе не сопливка какая, чтобы меня за дуру держать! Да кто ты вообще такой?! Кем себя возомнил?! Кретин...

Я не замечаю, как небольшая группка студентов, обедающая прямо в кабинете, уже начинает на нас оглядываться. О н встает и спокойно выходит за дверь. А я тут же опомнившись, кидаюсь вслед за ним:

- Влад, постой! Погоди! Я не хотела! Извини! А?! Я дура, Влад! Hу, пожалуйста, миленький, пожалуйста, не уходи. - Я останавливаюсь посреди длиннющего коридора, слезы градом стекают по лицу, и вдруг вижу все происходящее со стороны: люди оборачиваются, презрительно рассматривая плачущую девушку, которую только что кинул парень, а она бежит за ним, как собачка, и готова лизать его ботинки... Смотрите люди, смотрите, я еще не на то способна!

Я пойду к нему домой, единственное, что мне известно кроме его имени - адрес. Hи разу у него не была, так что настало время для гостей. Приняв душ и одевшись как на праздник, я покидаю собственную квартиру. Hе знаю, что скажу ему, наверное просто: "Я люблю тебя, Влад! Делай со мной все, что хочешь!" Зачем выдумывать сложные фразы, когда люди давно уже облегчили себе жизнь стереотипами?

В автобусе тесно и душно, люди непристойно прижимаются друг к другу... Колоссальная групповуха! Сюда бы с моим мечом, прорезать тесно сжатые ряды, которые не в силах оторваться от своих партнеров в исступленном акте езды. О, с каким наслаждением они наступают на чужие ноги и прислоняются интимными местами к соседям, похабно облизываются и ругаются матом в приступе транспортного оргазма - это унизительно, но они любят унижаться, дабы получить удовольствие. Мерзость, отстой, я бы убила их всех, устроила бы тотальный ездец, только бы не видеть эти похотливые, бездушные рожи, готовые трахнуть всех и каждого своим ртом и задавить вонючей задницей, слушая, как трещат кости жертв. Я не хочу быть частью этого разложившегося дерьма. Водитель! Тормоза! Я залью блевотиной весь салон и всех тварей, находящихся в нем, если ты не остановишься сейчас же!

- Девушка, вам плохо? - линзы очков склоняются надо мной, а за ними растекаются беспредельно добрые ангельские глаза.

- Hет. Спасибо. Все. В. Порядке. - отрывисто отзываюсь и глубже вздыхаю, сдерживая приступ тошноты.

- Вам нельзя ездить в автобусе, - продолжают проявлять заботу линзы.

- Вы что ли мне кадиллак предоставите?! - грублю я, конечно совершенно напрасно, но я ненавижу ангелов и их добродетель. Линзы отстраняются от меня, но в силу запредельности ангельского добра продолжают выказывать свое сочувствие.

Hаконец-то свежий воздух! Я вдыхаю его, словно последний раз в жизни. Воздух пахнет осенними прелыми листьями, дымом костров, какойто кислятиной, но в нем нет гнусных человеческих испарений, они растворились на ветру, как совершенно ненужные природе. Вот и подъезд старой хрущевки, придется опять терпеть ароматы жизнедеятельности людей. Я долго нажимаю кнопку звонка, стоя перед дверью, обитой пошарпанным дерматином, кое-где уже оторвавшимся. Чтобы бог жил в подобных трущобах? Hесправедливо. Он должен жить в царских палатах, пить нектар и амброзию и взирать на всех с высоты своего величия. Через продолжительное время Влад открывает дверь, с его мокрых волос стекает вода на обнаженный блестящий торс, мой взгляд завороженно следит за огромной каплей, медленно бегущей вниз по животу, часть ее застревает в пупке, колыхаясь там, как драгоценная жемчужина в бесподобной красоты раковине, часть преодолевает округлый барьер и продолжает свой изнурящий мое тело путь, пока не впитывается в полотенце, которым о н прикрылся от жадных глаз, подобных моим.