- Легкораненых, когда будут, направляй ко мне. Набивать ленты. Ротный приказал.
- Так что, их за штаны держать?! - всплеснул руками санинструктор.
Любой легкораненый имел право идти в тыл, то есть добираться до Днепра с задачей ночью проскочить его на пароме или понтоне, затем как можно быстрее уйти от берега и заявиться в ГЛР. Где-нибудь километров за тридцать от Днепра, где уже не достанут не только фрицевские мины, но и снаряды, где вообще-то фрицы и бомбят уже редко…
Санинструктор выглянул из своего окопчика и посмотрел в тыл, в лес, куда следовало добираться раненым, куда они и добирались. Большое рябоватое лицо санинструктора было озабоченным, а глаза так и бегали.
- Хоть за штаны! - процедил Андрей.- Расчета нет, понял, нет? И если никто не будет набивать ленты, фрицы нас перестреляют. Или ты спрячешься за свою сумку?
Санинструктор встал. Санинструктор был крупным дядькой, крупным и хорошо упитанным. Что ж, санинструктору полагалось снимать пробу с ротной кухни: сверху пожирней, со дна погуще.
- Иди ты знаешь куда! -санинструктор угрюмо посмотрел ему в глаза. Глаза у санинструктора больше не бегали. Он оглядел свое хозяйство: сложенные в окопной нише гранаты, диски к ППШ - дисков было штук пятнадцать, да и гранат хорошая кучка. Еще в нише лежали начатые и нераспечатанные пачки патронов и к карабинам, и к автоматам, словом, санинструктор, отправляя раненых в тыл, забирал у них боеприпасы, оставляя раненому лишь минимум: ну, магазин, ну, парочку гранат, и собрал тут неплохой арсенал. Словом, санинструктор правил свое дело как полагалось.
Санинструктор дернул очередное полотенце, и оно лопнуло в его руках, как старенькая марля.
- Налибоков! Налибоков! - позвал санинструктор.
Из тупичка, примыкавшего к траншее шагах в пяти от них, выполз на четвереньках Налибоков. Левая нога у него была в ботинке и обмотке, а правая толсто замотана бинтами и полотенцами.
- Чо? - упираясь ладонями в землю, Налибоков смотрел на них снизу вверх. Лицо Налибокова было бледным, то ли от потери крови, то ли от только что пережитого, проступившая на полотенце кровь еще не успела побуреть.- Чо, робяты?
Санинструктор кивнул на Андрея:
- Он тебя сейчас заберет. Оттащит к себе. Устроит. Будешь набивать ленты.
Налибоков моргал, соображая, но руки-то у него были целы, руки были целы - короткие сильные руки. Оттого что он упирался ими в землю, было видно, как под гимнастеркой надувались мускулы.
Санинструктор опорожнил чей-то вещмешок, переложив его содержимое в другой, мелькнули запасные портянки, пачки писем, перехваченные бечевкой, обмылок, бритва, чашечка и помазок, растрепанный и помятый томик Лермонтова, блокнот с какими-то записями, огрызки карандашей, еще что-то.
- На закорки его! - скомандовал санинструктор, и Андрей, присев пониже, подставил Налибокову спину, Налибоков взгромоздился на нее, сцепил руки у него под шеей, скомандовал: «Поехали», и Андрей так его и дотащил к пулемету. Санинструктор приволок мешок с патронами и гранатами и автомат Налибокова.
Жди здесь. Какая разница, где ждать до ночи? - объяснил он Налибокову, который все-таки вопросительно смотрел на него. - Все равно до ночи никуда. А тут - при деле. Меньше про боль думать будешь. Ясно?
Санинструктор приволок еще одного солдата, раненного тоже в ногу, углубил для них траншею, расширив ее у дна так, что оба раненых полулежали довольно удобно, сходил на свое место, приволок все хозяйство и устроился рядом с ранеными. Андрей показал, как надо набивать ленты, подтащил поближе оставшиеся патроны, дал им фляжку воды, полпачки махры и клок газеты.
Что ж, теперь, если включать и санинструктора, снова был полный расчет - пятеро. Но включать санинструктора не следовало, санинструктор мог в любую секунду, согнувшись, побежать по траншее к раненому.
- Так! - сказал он всем.- Я пойду за патронами, - А вы тут… В общем, я пошел.
У немцев взлетело несколько ракет, потом не чисто по-русски по радиоустановке кто-то прокричал:
- Рус! Не стреляй! Санитар! Не стреляй!
- К бою! Рота, к бою! - крикнул по цепи ротный.
Но немцы, чтобы показать, что они не готовятся к атаке, время от времени пускали одиночные ракеты, и в их искусственном свете обозначались серые, согнутые под тяжестью носилок, фигуры санитаров.
Потом радио вновь заговорило.
- Русские солдаты! Храбрые русские солдаты! Слушайте нас хорошо! - говорил немец-пропагандист. Голос у немца был высокий, радио звучало чисто, и все слышалось прекрасно.
Читать дальше