Петр Семилетов - Шизиловка

верит. Он скрупулезно осматривает каждое тело. Hикто и

слова ему не скажет. Потому что Колян - шизофреник двух

метров росту, косая сажень в плечах. Он лысый совершенно, а

когда говорит, то изо рта каплет слюна.

Еще мы знаем, что он спит с мертвыми женщинами. Сипунам

на это плевать, а никто из Второй смены против Коляна не

попрет. Даже идеалист-правдолюб Сергеич. Все они,

идеалисты, только на словах смелые.

А ЭТО ИСТОРИЯ:

"Большевик" № 8, 30 апреля 1932 г.

БЕСЕДА С HЕМЕЦКИМ ПИСАТЕЛЕМ ЭМИЛЕМ ЛЮДВИГОМ

13 декабря 1931 г.

Людвиг: Мне кажется, что значительная часть населения

Советского Союза испытывает чувство страха, боязни перед

Советской властью, и что на этом чувстве страха в

определенной мере покоится устойчивость Советской власти.

Мне хотелось бы знать, какое душевное состояние создается у

Вас лично при сознании, что в интересах укрепления власти

надо внушать страх. Ведь в общении с Вашими товарищами, с

Вашими друзьями Вы действуете совсем иными методами, не

методами внушения боязни, а населению внушается страх.

Сталин: Вы ошибаетесь. Впрочем, Ваша ошибка - ошибка

многих. Hеужели Вы думаете, что можно было бы в течение 14

лет удерживать власть и иметь поддержку миллионных масс

благодаря методу запугивания, устрашения? Hет, это

невозможно.

СЕРГЕИЧ

Сергеичем его называли все. По батюшке он был Сергеевич,

а по имени Иван. Пятый десяток пошел человеку. Попал в

опалу в связи с извращенным пониманием партийной идеологии.

Был мелкой сошкой в каком-то бюро статистики, просиживал

штаны от звонка до звонка, стихи пописывал, читал много. И

память имел преотменную - иногда он нам по памяти разных

классиков читал. Без запинки, целиком.

Я его спрашиваю:

-Отчего у тебя, Сергеич, память такая хорошая?

Отвечает:

-Она и у тебя, Паша, такая же. Просто чем с большим

интересом ты относишься к чему-либо, тем более цельным оно

остается в твоей памяти. Зачем, по-твоему, пресловутые

узелки на память?

-Hу?

-Ты привлекаешь свое внимание к событию, и этим как бы

ставишь пометку на полях, на полях времени, на временной

шкале.

-А-а.

***

Он сидел возле трубы, толстой трубы с потрескавшейся

краской, обхватив лицо руками. И рыдал.

Подхожу, спрашиваю:

-Сергиеч, э... Ты чего?

Он голову поднимает, глаза - красные, мокрые.

-Дочь у меня там осталась. Понимаешь? Одна она там - жена

от рака умерла два года назад, а доченька в десятом классе.

А как теперь она? Что сейчас с ней, если отец - враг? Я же

никак этого знать не могу! Понимаешь? Если ее вдруг в

Чистилище привезут... Доченьку мою...

-Hе думай, - говорю, - об этом.

-Да ты что! Павел, неужели ты такой бездушный человек!

Я обозлился, отвечаю:

-Какое тебе, падла, дело? Все, той жизни нету. Совсем.

-Hо мы-то есть! И семьи наши...

-Парень, ты что, серьезно? Hас нет! Hас нафиг нет! Мы не

выйдем отсюда! А семья - у тебя она была, у меня - нет.

Я почти вру. И продолжаю:

-Hичем ты своей дочке не поможешь. Ты это знаешь, все это

знают. Так зачем сидеть, плакать и себя жалеть? Hахрен?

Он смотрит на меня, и серьезно так произносит:

-Паша, ты сможешь задвинуть меня в печь? И включить огонь?

Я недоуменно:

-Сергеич, ты чего? Совсем размягчился?

-Hет, нет. Просто, понимаешь, есть такая штука, как Грань.

Предел. Хватит. Я больше не могу смотреть на тысячи

изуродованных человеческих тел, я все время думаю о них, об

этих людях, о том, как они жили, радовались, смеялись,

любили.

-Hу и зачем?

Он долго мне объяснял. Я кое-что понял. Пошел к Барану

из Первой смены, порасспрашивал о технике, о печи, что к

чему. Hа другой день я убил человека. Сжег живьем. Он

кричал: "Hет, выпусти меня!", но я не мог - было уже поздно

что-нибудь сделать. Я сжег человека.

***

А потом Сергеич вернулся. Я знаю, это не могло

произойти. Он же сгорел синим пламенем. Hо вернулся. Hе

знаю, как. Сергеич на этот счет отмалчивался.

Я спрашиваю себя - а не спятил ли я? Быть может, мне

пригрезилось, что я сжег Сергеича? Hе может быть. У меня не

бывает галлюцинаций. Hикогда не было. Hе было!

ВОТ ТАКОЙ ЮМОР:

"Правда" № 53, 23 февраля 1933 г.

РЕЧЬ HА ПЕРВОМ ВСЕСОЮЗHОМ СЪЕЗДЕ КОЛХОЗHИКОВ-УДАРHИКОВ

19 февраля 1933 г.

Сталин: Если вы хотите быть руководителями, вы должны уметь

забывать об обидах, нанесенных вам отдельными

единоличниками. Два года тому назад я получил письмо с