Чувствовать приближение своих берегов и расступаться ветвями перед самим собой приоткрывая воды реки несущей дней поющих трепетающую птицу окрыляющих вод. Hагим нырять в земную реку и течь рекой через золотые нивы, пожинаемые красноклювыми цаплями, через поля земли, безымянную вечность ждущую родных ног, и становиться к земле и падать на колени, и в окровавленные ладони собирать частички вечно ждущей жизни. Закрывать глаза вглядываясь в высокое нескончаемой синевы небо, спиной приложившись к своей земле, пить воздух, которым перешептываются камыши и шумят волны уходящего за горизонт глубинного моря. Окунаться в него, видеть его до самого важного, улыбаться ракам вечно пятящимся по золотистому дну, ждать и верить, подмигивать фиолетовому осьминогу, надеяться и жить, выныривая на согреваемую заходящим солнцем гладь. По утру просыпаться, и смеяться как могло бы смеяться лишь вечное море, окунаться вновь в голубые пучины, и выбегать волной на берег своей жизни. Слышать и кричать, подобно птицам, в полуденном небе, выходить на принимающий тебя берег, как выходил вечно миллионы лет самой жизнью, строить из тростника свою Хижину-на-Берегу. Hе забывать об оконце, чтобы огненных света дней надежда вливалась в свитое аккуратно гнездо. Жить и помнить, встречая летящие дни, облака, переплывающие свое безбрежное царство, любить и ждать, в вечности освящая живым маяком непобедимой жизни уходящее по ту сторону горизонта великое море. Ждать и верить, утром улыбкой встречая вечно новый день, собирая утреннюю росу и слушая радостный щебет птиц, днем отдавая себя морю солнца, неба и воды, вечером встречая свой берег и вечный закат, ночью, беседуя со звездами. Любить мир так, как любит разве что мир своими переливами текущих рек.
Однажды по утру знать, что грядет последний день. Ходить в лесу, среди бабочек разливая свою грусть, целовать березы и разговаривать отдавая всего себя всему, что живо и живет, что любит, поет, ждет, надеется, верит, страдает, умирает, и вновь воскрешается вонзая корни в саму свою трухлявую плоть, вновь вырастая из нее тянущимся ввысь к любвеобильному светилу. Прощаться и слышать набирающую силы новую радость. Стоять в тени побережных сосен и с щемящей сердце отрадой отдавать солнцу свою последнюю надежду. Перебирать песок вечного пляжа и любоваться последними своими ракушками, бесконечно улыбаться чуть грустной улыбкой небу, возвращенному обратно вновь и вновь тысячами самых сердечных улыбок. Плакать, целуя тысячами прикосновений губ, море. Вынимая друг из друга тростник отдать хижину земле. Прощаться с закатом, но еще ждать. И наконец улыбнуться в возвращении к истоку далеким звездам.
00:45:16, 9-07-98
P.S.
Извините за "червя", "червей" (по выражению Алекса Мустейкиса), и вообще извините очень. Я уйду. Еще немножко поживу, простите меня. Hо может быть Алекс не так все понял? "Черви" - это разве не опрометчиво брошенная абстракция? Hо применимы ли лишь мыслимые абстракции в случаях по своей природе немыслимых, и по своему выражению не слышимых в привычном диапазоне частот слова, а происходящих скорее из агонии приближающейся смерти, звучащей в пограничных для уха, еще раз: немыслимых, срывающихся аккордах? Да, мой юношеский организм умирает слишком быстро, здесь необходимо огрубеть, может быть в "опыте жизни", чтобы приобрести соответствующую роману физиологию. Hо, вероятно, что и физиология романа, будучи иcтерзана не столько мыслящими критиками, а сколько самой вдруг обезумевшей жизнью-смертью погибнет так же скоро, как и заточенная в плоть сплошь изорванных ран физиология юности, - когда предполагаемый роман повиснет риторически в воздухе, оглашенном обыкновенным шестикилобайтовым криком умертвленной жизни, а поскольку умертвленной, постольку и утвердительно отрицающей саму возможность постановки любых вопросов, в том числе и вопросов о "червичности" просто изрубленной и обессилевшей от потери крови жизни, а поскольку обессилившей, постольку не претендующей уже на завоевание своим корням любвеобильной земли, которую руки бы простерлись возделывать в тысячелетнем самовыражении по генетической линии претворяющихся грез, а поскольку грез, постольку даже гниющим уже и обреченным организмом отторгаемых в качестве возможных форм сохранения "непобедимой" жизни...