Иван Шумихин: The Pisya N1 - How much is the fish

Сто сороковое заседание думы. Председатель: Итак, то, чего мы так боялись, произошло. Рыба начала выходить на сушу. Скоро она забудет о море, отрастит ноги, эволюционанирует до разумной рыбы и навешает нам пиздюлей...

Переключи на пятый канал, лох поганый! - прокричала бабушка. Дедушка повиновался. а пятом голые двухметровые рыбы изображали оргазм сверкая блестящими от пота ляжками. Они долго и упорно в течении двух часов сували под хвост вилки и старательно причмокивали губами от удовольствия. Бабушка с завороженным взором следила за происходящим и стонала со слезами в голосе: он убежал, этот волк, он убежал...

Дедушка засунул пистолет глубоко в анальное отверстие и спустил. Приехавшая скорая помощь, конечно, уже не могла помочь внучке. Дедушка был пьян, плясал и орал военные песни.

Третья планета Кольца. Межгалактический коннект-мост. Два-тридцать вторая ячейка шестьдесят четвертого блока. Дузм почесывая правое яйцо растущее из мозга и парящее на жестком усе над мозгом на высоте H=20 см шел в школу, которая находилась шесть ячеек вверх по вертикали и семь бито-коннектов через тоннель. Он насвистывал правым ртом с утра глубоко погрязшую в мозгах мелодию. Он был третий день уже в стельку пьян и катастрофически счастлив. И все-таки, он точно решил рискнуть стипендией и удавить математичку.

<����продолжение следует>

The Pisya N3: Special

Истребитель набирал обороты: скорость уже обдирала с крыльев перья. Пилот был пьян, он знал: скорость - это все, неустойчивость, ревущая реактивными двигателями заставляла верить в себя, она давала смысл и надежду. Голова гудела, но были ли мысли следствием или причиной мог сказать только ВинниПух... Женщина совершала попкой поступательные движения, чуть замедленные вначале и ускоренное, резкое насаживание на член вконце. Он давно уже вошел в штопор и мертвую петлю одновременно. Самолет шатало, обшивка трещала по каждому винтику, но оргазм давал знать: конструкция жила и дышала, скорость придавала силы и глубины, член входил в ее мозг, раскрывшийся половой щелью, губы вздыхали и сокращались, пытаясь вобрать в себя сперму, движение, давление, боль. Аллюминевые крылья свистели в потоке встречного ветра, журавли вгрызались красными головками в объективную реальность и рассекали ее своими криками, выбрасывая сок: это был не Дионис, жизнь помимо богов произростала вновь и вновь, вгрызаясь и набухшими бутонами маков извергая репродуцирующее семя, сплошной дурман, музыку, wicked ways. Это было подлинное движение, не слюни под луной, а настоящий трах, он погружался в нее еще и еще раз, она кричала, а он долбил ее пизду, весь мир превратился в одну эту пизду. Его картины смотрели на него со стен, пытались сорваться с гвоздей и изнасиловать его, прежде соблазнив своим безумием. Hичего, кроме. Он был пьян и он хотел кончать бесконечно. Ей в рот, и на ее груди, и на ее пушок между ног и в нее, наполняя ее дикостью и красотой... Блять, крылья рассекали бытие и парили, более не было ничего кроме рассекаемых облаков и заоблачной музыки, восходящей над потусторонним миром, еще протиравшем спросоня глаза, но уже начинавшем ритмические поступательные движения... мозг хлюпал, понятия скользили одно по другому, слова скользили по музыке, крик тонул в ней, он все еще был пьян, ну и что? Ему было все равно, немножко жизни перед смертью: все, что он мог дать ей, и это не было слишком мало, он тонул между ее ног и надеялся, что и она уже вполне потонула. Крялья жужжали, стрекоза знала куда она летит, сок выбрызнул в озеро и плавно рассредоточился по поверхности, он еще отражался и все еще дышало, свое дыхание еще выпрыгивало из воды и входило в насекомое, репродукция как функция от бытия: оргазм всегда знал сам себя, вопрос об оправдании и природе звучал глупостью, ритмика, периодика, интервалы и такты говорили на своем языке. Пространство оплодотворялось, водка дышала из всех пор, анус вонял водкой, это было только начало... Крылья давно уже отодрало, стекла выбило, обшивка была словно бумажная, смерть была оргазмом, направленным по ту сторону, пилот плакал, но он знал, что его ждет еще девственный мир, налитая полнотой, а потому стремительно и бесповоротно возбуждающаяся от случайных прикосновений планета: это было уже не безумие, он кричал и его мозг намазанный на пространство сокращался в своих рефлексах, эвристируя данные, он с упорством великого комбинатора рассчитывал оргазм и неопорожненную спелость: смелости не требовалось, мир раскрывал ноги и звал к себе незалатанными дырами: она была вечна, водка заставляла орать, но боль была лишь иллюзией, как и война. Hе было идеалов, ценностей, оснований и "что" явления: оргазм знал больше, зубы стучали и спрыгивали в заросли ее лобковых волос, тут же выростали в клыки и вонзались в нее: все вместе хотели разорвать ее, чтобы добраться до матки и зачать самих себя, задница ныла, но пространство все еще было ненастоящим, объективация явно была еще не завершена и что-то было не в порядке: социальная действительность казалась по меньшей мере странной, и все же пыталась убить эрекцию.