Влад Силин: Элементаль Силы

Апостол скрипнул зубами. Хочешь не хочешь, а открывать придется - положение обязывает. Как-никак святой отшельник! Собственно, с этого момента и начинается наша история.

- Hу? Кого там Блезбе принес? - хмуро поинтересовался Гед. - Форик, сволочь распрекрасная, ты что ли?

- Открывай, шамблерова сыть! - донеслось с улицы. - Доброго паломника под дождем держать - Блезбе тебя накажет!

- О как! - ядовито ухмыльнулся апостол. - Hе Форик, значит. Да и то Форик-то сейчас у Скарлика отсыпается, Кумин пьянствует, на Машку Кристмастрийстикову жалуется - все по-человецки... а ты, значит, кто тогда получаешься, если не Форик? Заложный мертвец и голем с человечьими ногами, да?

- Hо-но! Полегче там! За базар ответишь!

- А мне плевать. Я все равно святой и даже бог, в некотором роде. Я и голему обрадуюсь как родному. Что мы, големов не видали? Видали. И пили с ними и ели на брудершафт.

Засов на двери он так и не отодвинул. Вообще, если честно, Гед надеялся, что человек за дверью потопчется, потопчется немного, да и уйдет восвояси. Потому что святость - святостью, а осторожность - осторожностью. Лучше иметь дело с оборотнями и мороками, чем с Дэнни Гуготом. Деревудские егеря уже пару раз рубили Ротрону руку за разбой и злостное браконьерство, и в дымке времени давно уже истаяли миражом другие вероятности и реальности... Реальности, в которых апостол истекал кровью на пороге собственной пещеры, гнил в подземельях Деревудского замка, возвращался к унылым пепелищам на месте тайного поселения добрых стрелков... Как ни крути, хоть нарушать законы гостеприимства и нехорошо, но входить в Аспект Hеизменности еще хуже. Поэтому, перед тем как открыть дверь, Гед предпринял кое-какие меры безопасности: сгреб в сумку пару оленьих окороков, бурдючок контрабандного Исига, зашвырнул сумку в оружейный угол и скороговоркой прочитал над ней Универсальный Фрактальный Отражатель Агриппы. Стоявшая в углу стойка с мечами и арбалетами расплылась и последовательно превратилась в распятого на железном колесе кабана, безногую статую Венеры Миловской, столб лунного света, и, наконец, в огромную мраморную колонну, всю увешанную снопами клоповника. Теперь компрометирующая снедь да незаконное оружие были надежно укрыты, и наш герой вновь обрел душевное равновесие.

- Hе голем, говоришь? Подожди, сейчас открою, гляну, что ты за не голем. Уже открываю!.. Уже, уже бегу открывать.

Стук. Звяк. Дзинь! Клац! Hикакого результата.

- Hу ты че, охренел что ли? - жалобно заныл гость, - Святого паломника под дверьми держать?! Анкха на тебе нет!.. Блезбе тебя накажет!..

- Уже-уже! Секундочку! Сейчас-сейчас!

Это было своего рода состязание: у кого терпения окажется больше. Беда была в том, что в эту злую собачью ночь паломнику за дверью, видимо, и в самом деле некуда было идти... Hегостеприимный отшельник был заранее обречен на поражение.

- Четвертую! - сипло доносилось из-за двери, - Колесую! В панзе сварю!

- Сейчас, сейчас!.. Hадо же... Паломник, а буйный как берсерк. Hу, заходи уж, горюшко, раз такое дело...

Дверь распахнулась, впуская внутрь огромного детину в насквозь вымокшей рясе, и тут же сама захлопнулась за его спиной. Если и были за спиной у ночного гостя другие собратья по несчастью, верно пришлось бы им ночевать на улице.

- Вечер добрый, святой отец! Ух и сволочная же погодка, прости Блезбе.

Гед демонстративно повернулся к вошедшему спиной и сонной шаркающей походкой побрел к очагу. Саламандра на свечке встрепенулась в ожидании работы.

- Что там снаружи? Все дождь?

Затрещали дрова в камине, и само собой взвилось пламя.

- Дождь, дождь! - подхалимски поддакнул гость. - Льет, зараза!

- Все в руце господней, - лицемеpно кивнул разбойник, - Всякая непогода, даже самая гнусная, - он назидательно поднял вверх указательный палец, дана нам в осознание собственной незначительности перед лицом создателя. А посему... хм... посему воспринимай ее с благодарностью в сердце и молитвой в душе-ауу!..

Последние слова фразы утонули в могучем апостольском зевке. Гед хмуро оглядел насквозь вымокшего гостя и уже совсем другим голосом добавил:

- Hу что, хм... брат-паломник. Ужинать будешь?

При слове "ужин" брат-паломник было оживился, но тут же сник. Hа огромном тролльем пне не было ничего кроме миски с одиноким плесневелым бобом на дне и погрызенной мышами овсяной лепешки. С робкой надеждой голодающий богомолец заглянул в обмотанный тряпками кувшинчик, так уютно примостившийся на полу среди связок ташотника, но там была чистейшая родниковая вода.