Карл Май - Виннету – вождь апачей [litres]

Где-то раздавались голоса. Туман стал рассеиваться, и мы уже видели берег. На нем оказался отряд киовов, которые оживленно переговаривались, рассматривая только что обнаруженные конские следы. Через некоторое время они скрылись, даже не взглянув в сторону острова.

– Они, очевидно, очень спешат, – заметил Дик Стоун.

– Да, они направились к Тангуа, чтобы сообщить ему о найденных следах. Он вышлет погоню.

Это предсказание сбылось через несколько часов. На берегу появились всадники, они подъехали к самой воде и затем помчались по следам. Впрочем, нечего было опасаться, что они догонят Виннету, ибо он со своим отрядом ехал, по меньшей мере, с такой же скоростью.

– Пленники, само собой разумеется, не слышали нашего разговора. Они лежали в стороне и, не видя происходившего на берегу, не могли подать знака своим соплеменникам.

К полудню солнце грело уже довольно сильно и успело высушить не только лужайку, на которой находился наш лагерь, но и нас самих. Вскоре после мы заметили на реке какой-то предмет: он плыл по направлению к острову и наконец застрял в прибрежных камышах. Подойдя ближе, мы убедились, что это лодка, и именно та, на которой я увез Оленя, ибо причальный ремень у нее был отрезан. Лодка эта, очевидно, не раз застревала по дороге, иначе течение пригнало бы ее раньше. Я немедленно подтянул ее ближе к берегу и решил воспользоваться ею вечером, чтобы снова не промокнуть насквозь при переправах.

Как только стемнело, я столкнул лодку в воду, прыгнул в нее и стал грести вверх по течению. Стоун и Паркер, стоя на берегу, провожали меня пожеланиями всяческих успехов. Я сказал им, что они могут беспокоиться о моей судьбе только в том случае, если я не вернусь к следующему утру.

Работать веслами против течения было нелегко, и я только через час добрался до впадения Солт-Форк в Красную реку. Приблизившись к селению киовов, я причалил к берегу и привязал лодку, которую успел снабдить ремнем, к стволу большого дерева.

Как и накануне, перед палатками горели костры, вокруг них сидели мужчины, а женщины сновали по лагерю, выполняя домашние работы. Я думал, что селение окружено многочисленной стражей, но на этот раз ошибся. Обнаружив следы апачей, киовы послали вдогонку отряд всадников и, очевидно, чувствовали себя в полной безопасности.

Тангуа по-прежнему сидел перед своей палаткой, но с ним были только его младшие сыновья. Я высадился на том берегу, где находилось селение, и теперь прокрался в него и скоро достиг палатки вождя. При этом я сделал это так осторожно, что никто не обратил на меня внимания. Я опустился на землю и подполз с задней стороны к палатке. Здесь хорошо было слышно жалобную монотонную песню вождя, который оплакивал своего любимого сына. Я обогнул палатку, вскочил с земли и неожиданно предстал перед ним во весь рост.

– Почему Тангуа поет песню печали? – спросил я. – Ведь храброму воину не приличествует падать духом. Причитания и жалобы – дело старых баб.

Трудно передать словами, как потрясло его мое появление. Он хотел что-то сказать, но не мог выговорить ни слова, хотел приподняться, но разбитые колени помешали ему сделать это. Он смотрел на меня, выпучив глаза, как на привидение, и, наконец, пробормотал, заикаясь:

– Разящая Рука… Уф… Уф… Как… ты… попал… сюда? Разве вы… еще… здесь? Не… ушли?

– Как видишь! Я пришел говорить с тобой.

– Разящая Рука! – громко произнес он.

Услыхав мое имя, оба отрока немедленно скрылись в палатку.

– Разящая Рука! – повторил Тангуа, все еще в оцепенении от страха. Но вот выражение гнева появилось на его лице и, обращаясь к другим палаткам, он выкрикнул какое-то приказание (я не понял его, но разобрал свое имя).

Мгновение спустя яростный вопль пронесся по всему селению: казалось, земля задрожала у меня под ногами. Затем все оставшиеся дома воины, размахивая оружием, стали сбегаться к палатке вождя. Я вытащил из-за пояса свой нож и крикнул в ухо Тангуа:

– Разве Олень должен умереть? Это он прислал меня.

Он понял меня, несмотря на страшный шум вокруг, и поднял руку. Этого знака оказалось достаточным, чтобы водворить тишину. Киовы тесно обступили нас со всех сторон и смотрели на меня с такой ненавистью, что я вряд ли ушел бы живым, если бы это зависело только от них. Я сел рядом с Тангуа и, спокойно глядя на него в упор, сказал:

– Меня и Тангуа разделяет смертельная вражда: я, правда, не виновен в ней, но и не нуждаюсь в примирении. Мне совершенно все равно, уничтожу ли я вместе со своими друзьями одного из его воинов или же целое племя. А боюсь ли я его, это видно из того, что совершенно один я пришел сюда, чтобы говорить с ним. Но буду краток: Олень находится в наших руках и будет немедленно повешен, если в назначенное время я не вернусь к своим.