Валерий Большаков - Помор

К вечеру они выкопали настоящий ров по периметру желанной бани и уложили на его дно плоские глыбы камня, благо плитняка было вдоволь, и всё под боком.

Запалили в яме жаркий огонь и обожгли дроблённый кувалдой известняк. Замесили раствор и выложили прочный фундамент. Камня хватило, чтобы к концу недели поднять кладку выше колена. Дальше пришёл черёд топора и пилы — срубив секвойи, друзья распилили стволы на толстые брёвна, обкорнали, и Чуга уже в одиночку взялся их обтёсывать. Рубили деревья подальше в лесу, как Фима иронизировал: «Шобы не портить вида».

В начале следующей недели стены поднялись на четыре полновесных венца.

— Рядом, прямо на фундаменте спаленной хижины, — показал Чуга, — поставим барак для ковбоев, а тут вот — амбар и конюшню. Там — коррали… Нет, бараком потом займёмся. Сначала — баню!

— Отличный загородный дом! — невинно улыбаясь, сказал Фима. — И к чему тут всякие ранчи, правда? А то скотина ещё и цветочки вытопчет… Где тут подумать о здоровье?

— Если ты такой умный, поезжай к дону Гомесу, купишь у него коров!

Беньковский с укором посмотрел на Федора.

— Вот уважаю вас, — сказал он прочувствованно, — но тьфу вам под ноги за ваше каменное сердце. Я ж устал!

— Отдохнёшь по дороге!

— Ви вгоняете меня в гроб, и даже глубже!

— Ты ещё здесь?

— Я забыл немного денег!

— На! Гирины, езжайте с Фимой. Попробуйте купить стадо беломордой породы и гоните сюда. Голов пятьсот. Не будет с белыми мордами, берите лонгхорнов. Поняли?

— Поняли, — смиренно сказал Беньковский.

— Мотайте отсюда…

Вскоре бакеры ускакали, и в Ла-Роке установилась тишина — первобытная и умиротворяющая. Насладившись ею как следует, Чуга вздохнул и снова взялся за топор — пора пятый венец ладить…

К обеду Фёдор обтесал здоровенное бревно и уложил его — плотно, без единой щёлочки. Не баня у него выйдет, а форт.

— Обедать! — донёсся зов Ларедо.

Фёдор вздохнул, покачал в руке топор, да и воткнул его в ствол срубленной намедни сосны, дожидавшийся своей очереди. Хватит пока. Потрудился он изрядно, пора и подкрепиться. Исаев завалил здоровущего оленя, и Шейн наварил полный котёл мяса с бобами — хватит на добрую плотницкую артель.

— Надо бы объехать ранчу кругом, — сказал Чуга, подбирая хлебом подливку, — глянуть, что тут да как, где какая трава. Давай-ка, Сёма, седлай своего, и движем — ты на север, я на юг…

— На юге — земля Гонта, — осторожно заметил Ларедо, — сразу за урочищем Повешенной Женщины.

— Не морочь хозяину голову, — сказал Исаев в назидание, — мы усё сделаем микер-бекицер, быстренько та аккуратненько.

— Таки да! — ухмыльнулся Фёдор.

В путь Чуга двинулся на чалом, ведя Рыжика в поводу. Он официально оформил заявки на тридцать один участок, но смутно представлял себе ту землю, хозяином которой стал. На карте всё вроде понятно — вот Катедрал-Батт, вот Уайлд-Кау-Пойнт, Фоссил-Крик, Меверик-Спрингс, Каньон-дель-Корво… А как это всё выглядит в жизни? Столько десятин земли, уйма! Это вам не хухры-мухры! За сутки не обскачешь.

Фёдор ехал неторопливо, примечая по дороге заиленные ручьи, которые следовало расчистить (пусть его коровки пьют вдоволь!), участки с ядовитыми растениями (выполоть к едрене фене!), удобные места для стоянок (на ум пошло!).

Ближе к вечеру он выбрался к урочищу Повешенной Женщины. Это мрачное название носил неглубокий овраг, с южной стороны подступавший к цепочке холмов. Ни дать ни взять — крепостной вал со рвом. За «рвом» начинались владения Мэтьюрина Гонта. По эту сторону, на земле Чуги, паслось несколько коров с клеймом «М» в круге — тавро миллионщика. Фёдор прогнал чужую скотину и, с чувством исполненного долга, повернул до дому. Засветло он не доберётся, ну и что? Заночует у Койот-Крик — так вроде тот ручей называется…

Винтовочный выстрел донёсся приглушённо, гулко отозвалось эхо. Зачастил револьвер — и тишина…

Чуга нахмурился. На войне, как на войне, говаривал Туренин. Похоже, вся Америка воюет. Одни занимают позиции и держат оборону, другие окружают их с флангов и переходят в наступление… Весело живут, едрить их в дышло!

Фёдор расседлал коней на берегу Койот-Крик. Животины повалялись на траве, попили и занялись любимым делом — стали травку щипать.

Место было удачным. С двух сторон лагерь защищали скалы, с третьей — огромный поваленный ствол мамонтового дерева, поросший мхом и папоротниками. Густой кустарник прикрывал стоянку по берегу ручья, и столько среди поросли было навалено сухих веток, что даже зверь не подкрадётся неслышно, обязательно треск подымет.