Валерий Большаков - Помор

Скатав одеяла, Чуга приторочил их к седлу. Чалый сунулся к нему мордой, и помор скормил коняке сухарик, макнутый в патоку, — пущай полакомится. Жеребец захрумкал, потешно мотая головой, словно благодарил за угощение, и Фёдор похлопал его по крепкой гривастой шее.

На завтрак были вчерашние бобы. Чуга ел через силу, сознавая, что, когда у него появится аппетит, еде взяться будет неоткуда. Зато кружку крепчайшего горячего кофе он выпил в охотку.

— В твоём кофе ложка стоит, — проворчал помор, взглядывая на Беньковского, освещённого огнём костра.

Фима засмеялся.

— Не скажу за ложку, — проговорил он, — а подкова у нём точно не потонет!

— Что да, то да…

— Сеня, тибе шо-то захотелось?

— Немножечко щепотку сахару…

Горячий кофе и холодная вода из ручья малость взбодрили Чугу.

— Тео! — деловито окликнул его Шейн и протянул тугую связку верёвки, не крученной, а плетённой как шнур. — Держи!

— А чего это?

— Лассо! Тут тридцать пять футов, в зарослях только с таким и работать. В моём сорок пять, а Фима умудряется забрасывать семидесятипятифутовое лассо, но ты пока пример с него не бери, рано. Тем более что у него реата, плетённая из сыромятных ремешков, а с ней надо умеючи — ременная верёвка хуже держит рывок, чем пеньковая.

— Нешто мы без понятия… — проворчал Фёдор на русском.

— Чего? Не понял?

— Покажи, говорю, как его метать.

Ларедо показал. Привычным движением заделав хонду — «ушко», он пропустил в неё верёвку. Получилась петля.

— Тут всё просто, — болтал он, поднимая правую руку повыше и раскручивая широко распущенную петлю, а левой удерживая свободный конец. — Покрутил, наметил бычка, которого хочешь завалить, и бросаешь!

Лассо прошелестело в воздухе и пало на плечи Ивана.

— Затягиваешь, валишь и клеймишь!

— Я т-те щас на заднице тавро выжгу, — пообещал Гирин, скидывая верёвку с плеч. — Натурально…

— Норовистый попался! — прокомментировал Шейн. — Ну ты понял? Вот, продолжай в том же духе! Можешь тренироваться… — Поймав выразительный взгляд Вани, Ларедо мигом сориентировался: — На кустиках! [100] Автору тоже известен «адрес» аллюзии… Ага… Как наловчишься, переходи на бычков.

— Ладно уж…

Фёдор влез на коня, раскрутил лассо, да и набросил его на куст меските. Попался! Затянув петлю, помор мгновенно накрутил верёвку на луку седла, уберегая пальцы. Чалый немного удивился, но поднапрягся, выдирая куст с корнем.

— С почином тебя! — рассмеялся князь.

— А то! — гордо сказал Чуга, вытаскивая из петли «пойманный» куст.

— Хозяин! — послышался окрик Захара, заметно окавшего. — На-ка вот…

— Чего там?

Помор подъехал к «конестоге» и спешился.

— Щас… — пропыхтел Гирин, перевесившись через борт фургона.

Порывшись, он достал порядком изгвазданные чапсы-«двухстволку». [101] Чапсы (или чаппарахас — чехлы для защиты ног от колючек) бывают двух видов: «двухстволка» — каждая штанина сшита по всей длине ноги; «крылья летучей мыши» — скорее, разрезанный передник, штанина не сшита, а застегивается на ноге ремешками. Чапсы второго типа распространены гораздо шире, поскольку их можно надевать, не снимая шпор.

— Примеряй обновку! — осклабился Захар, поворачиваясь к Фёдору. — Не то без штанов останешься!

Хмыкнув, Чуга примерил. Чапсы были жёстковатыми, из толстой кожи и с бахромой по краям. Неуклюже подвязав «обновку», Фёдор услыхал пыхтящий голос Беньковского:

— Тапидорес взяли?

— А то мы без тебя не догадались бы! — пробурчал Сеня.

— Ой, я вас умоляю…

Приделав к стременам кожаные чехлы тапидорес, чтобы понадёжней защитить ноги от колючих веток, ковбои отправились в заросли чапараля. Только лишь подъехав к ним, Чуга уразумел, зачем было надевать смешные чапсы.

Перед ним стеной стояла густая чаща не слишком высоких, от силы в полтора-два человеческих роста, но зело колючих растений — карликового дуба, чамиза, манзаниты, «кошачьего когтя». Их стволики переплетались друг с другом, путаясь ветвями, ощетиниваясь шипами.

Коровы, испокон веку сбегавшие в чапараль, разведали все тутошние тропки, порою проламывая в чащобе замысловатые ходы. И выковырять бурёнок из зарослей было задачей непростой.

— Вона! — крикнул Исаев, указывая на колючий кустарник.

— Чего там?

— Бички!

Чуга почувствовал азарт — это была странная охота, в которой никого не умерщвляли. Вот над сплетением ветвей показалась рогатая голова. Бычок-двухлетка тупо глянул на помора — что это, мол, за диво?