Софи Вёрисгофер - Сокровища Перу

– Ну да, к тому времени вы станете мужчиной и тогда поступите, как задумаете, как захотите. Не правда ли? Но чует мое сердце, что в один прекрасный день вы положите все свои книги на полку и повернете спину всякой учености!

Яркая краска залила красивое лицо Бенно.

– Вы так думаете? – проговорил он, очевидно, только для того, чтобы сказать что-нибудь.

– Уверен в этом! И тогда вы так же легко можете стать цирковым наездником, как и кем-либо другим. Но, конечно, лучше было бы вам теперь же начать карьеру артиста. У меня как раз нашлось бы теперь дело для такого ловкого господина, как вы!

Бенно рассмеялся.

– До свидания, господин директор, не забудьте же своего обещания!

– Нет, нет! Будьте совершенно спокойны на этот счет!

Бенно поклонился и хотел уже идти, как чья-то рука коснулась его, Оглянувшись, он увидел пару темных глаз, смотревших на него не то испуганно, не то вопросительно. Они принадлежали юноше немногим старше его самого, стройному и бледному, с робким смущенным взглядом.

– Знакомы вы с черной магией? – спросил незнакомец.

– Что вы говорите? – изумился Бенно.

– Я спрашиваю, можете ли вы управлять сверхъестественными силами?

– Михаил! – строго окликнул директор, – поди сюда! Он славный парень, – продолжал он, обращаясь к Бенно, – усердный, честный, но… – и покрутил своим смуглым пальцем у виска. – Конечно, на это есть особые причины!

Михаил боязливо поглядывал на хлыст в руке наездника, но тем не менее продолжал:

– Мне все-таки очень хотелось бы знать, знаком ли этот молодой человек с тайнами черной магии?

– Почему вам пришла эта мысль, неужели только потому, что я сумел совладать с ослом? – спросил Бенно.

– Да, еще никто не мог заставить Риголло идти под собой покорно и спокойно, никто! Бедное животное теперь дрожит всем телом, тогда как до настоящего времени он никого не боялся!

Бенно ласково протянул Михаилу руку и сказал:

– Ничего сверхъестественного в этом не было! Могу вас уверить! Да неужели вы сколько-нибудь верите в такие вещи, как колдовство или сверхъестественные силы?

Незнакомец боязливо оглянулся и сказал таинственным шепотом: «да!»

– Михаил! – снова крикнул директор.

– Да я молчу, молчу!

Мальчики удалились, чтобы поспеть обратно в Гамбург, прежде чем запрут городские ворота. Все заметили, что Бенно, вопреки обыкновению, был молчалив и только раз как бы про себя сказал: «Да, такого коня я ужасно хотел бы иметь».

– На моем коне ты всегда можешь кататься, Бенно! – проговорил Мориц.

– Благодарю, но я хотел бы, чтобы лошадь была моей собственностью.

– А разве у тебя нет никакой собственности?

– Никакой!

– Ни своей библиотеки, ни коллекций, ни абонемента на купанье, ни даже пары коньков?

– Ничего!

– Что же тебе дарят в день твоего рожденья или на Рождество?

Бенно изменился в лице.

– Что придется! – сказал он. – Однако до свиданья, господа, мне здесь направо!

– Да подожди же, Бенно, мы проводим тебя еще немного!

– Нет, нет, я очень спешу, господа! – проговорил юноша. – Спокойной ночи! – И он скрылся за углом улицы.

Мальчики, посмотрев ему вслед, переглянулись.

– Вы его огорчили, беднягу, – сказал Мориц, – у него нет ни отца, ни матери, он живет в доме этого противного старого ворчуна, дяди, который, кажется, тяготится им, а мы напомнили ему об этом, заговорив о наших подарках!

– Да, говорят, сенатор – очень суровый человек и никогда никому не даст гроша медного. Зато никто его и не любит!

– Недавно мой отец сказал: «Цургейден не может смеяться», затем он прибавил к этому еще нечто, я даже не смею сказать, что именно…

– Да скажи же, скажи! – просили мальчики.

– Он сказал: «Я убежден, что у Цургейдена на душе какой-то тяжкий грех, что-то страшное на его совести»!

– На то похоже! Никто к нему не ходит, и сам он ни к кому не ходит! Да, нечего сказать, бедному Бенно плохое житье с этим дядюшкой да его старой бабкой!

Между тем как толпа юношей растекалась по разным направлениям, Бенно поспешно добежал до мрачного старинного дома своего дядюшки – здания неуклюжей голландской постройки, совершенно тонувшей во мраке, с тяжелым навесом и островерхой крышей, с окнами, круглые стекла которых были вставлены в жестяную оправу. У входа на медной дощечке значилась надпись – «Цургейден с сыновьями», а над воротами красовалась латинская надпись: In Deo spes mea («В Боге моя надежда»).

Таково было мрачное жилище Бенно Цургейдена. В этот вечер ни в одном из окон не виднелось света: всюду царили мрак и тишина. Ни веселое движение на улицах города, ни теплый августовский вечер, – ничто, по-видимому, не действовало на обитателей этого мрачного дома. Все двери и окна были плотно закрыты и завешены, нигде в окнах не виднелось ни одного горшочка с цветами, ни клетки с птичкой, ни одного веселого человеческого лица, как будто все здесь вымерло.