Джек Хиггинс: Гнев Божий

Схватив бутылку и свой стакан, я плюхнулся на стул напротив Ван Хорна.

— Прости, — сказал я. — Не знаю, что тебе ответить, но только я окончательно понял, что буду последним из тех, кто осмелится бросить в тебя камень.

— Тебе когда-нибудь приходило в голову вернуться домой? — спросил Ван Хорн.

— В Ирландию? — переспросил я и пожал плечами. — Меня сразу же расстреляют.

— Не думаю. Рано или поздно гражданская война у вас закончится. Затем объявят амнистию. Обычно так и происходит. Вернешься в университет, закончишь последний год обучения и станешь дипломированным врачом.

— Пустые мечты, — ответил я. — Такого уже не будет.

— Из-за этой девушки? — спросил он и покивал головой. — Возможно, ты прав. Вряд ли она приспособится к жизни в чужой стране.

— В соответствующей одежде она ничем не будет отличаться от девушек графства Керри, — возразил я. — Дело вовсе не в этом. Ты как-то сказал, что я мертв душой, и был прав. Меня слишком долго мотала жизнь, и теперь я уже никогда не стану другим.

— А я в это не верю, — не согласился Ван Хорн. — Человек — творец своей судьбы, Киф. Каждый из нас становится тем, кем стремится быть. И только от нас зависит, изменимся мы или нет. Если ты помнишь, что я говорил тебе раньше, запомни и это. — Он взял бутылку и мой стакан. — А это на дорожку, — сказал Ван Хорн, наполнил стакан и залпом выпил виски.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Тот, кто стал священником, остается им до конца, Киф. И я, и ты, какими бы католиками мы ни были, прекрасно это знаем. Самые плохие поступки я уже совершил, но не в этом дело. Что сделано, то сделано.

Он поднялся из-за стола и направился к выходу.

— Решил идти к Томасу? — спросил я.

— Другого выхода у меня нет, — спокойно произнес Ван Хорн. — Да и никогда не было. Это не потому, что в конце концов неожиданно стал святым.

— А из-за чего?

— Из-за гордости, Киф, из-за глупой гордости. Я слишком далеко зашел, изображая священнослужителя. Люди поверили мне. Более того, они уверовали в меня, как в Бога. Теперь я не могу разрушить образ, мною же созданный.

Ван Хорн уже отворил дверь, когда я схватил его за рукав.

— Тебя же никто не просил сдаваться этим бандитам. Разве не так?

— Мальчик мой, меня ничто уже не остановит.

Отведя мою руку и освободившись, он вышел наружу и остановился на верхней ступеньке крыльца. Как и раньше, на площади толпился народ. Все замерли в ожидании, так как каждый здесь стоящий знал, что произойдет. Это можно было прочитать по их лицам.

Как только Ван Хорн спустился, люди на площади стали падать перед ним на колени. Я видел, как он на пути к центральным воротам, проходя мимо жителей селения, осенял их крестным знамением. Я кинулся за ним. Подойдя к воротам, мы увидели стоящего к нам лицом Морено. В руках он держал шляпу.

— Открой ворота, друг мой, — попросил его Ван Хорн.

Морено, горько зарыдав, рухнул перед ним на колени.

Ван Хорн медленно повернулся и обратился ко мне, впервые назвав меня по имени:

— Придется тебе открыть, Эммет.

Удивительно, но мне показалось, что это уже происходило со мной когда-то. Возможно, поэтому у меня и возникло чувство неотвратимости предстоящей трагедии. Подойдя к воротам, я поднял засов и, не успев их распахнуть, почувствовал на своем плече руку Ван Хорна.

— Помнишь, я как-то сказал, что молился за тебя. Теперь попрошу, чтобы и ты помолился за меня. Отнесись к моей просьбе серьезно. Я бы хотел, чтобы это сделал именно ты.

Стиснув зубы, чтобы сдержать нахлынувшие на меня чувства, я открыл ворота. Миновав их, Ван Хорн бросил взгляд на густую пелену дождя, словно пытаясь что-то за ней разглядеть. Там, за пределами городка, ничто не подавало признаков жизни. Он повернулся и вновь посмотрел на меня.

— Может быть, слова, что я когда-либо говорил тебе, для тебя ничего и не значили, но прислушайся теперь к тому, что я скажу. Ты не убивал своего брата, Киф. Сама жизнь, окружение и эта ваша проклятая война повинны в его гибели. Поверь в это и начни новую жизнь. Не трать попусту времени на де Ла Плата. Он уже проклят. А теперь закрой за мной ворота, и да благословит тебя Господь.

С этими словами он повернулся и скрылся в потоке дождя. Исполняя последнюю просьбу Ван Хорна, я закрыл ворота и запер их на засов.

Минут через двадцать заложники уже стучали в ворота. Снаружи слышались их отчаянные крики. Виктории среди отпущенных не оказалось. Не поверив глазам, я кинулся в толпу и, пытаясь ее отыскать, принялся расталкивать обнимающихся радостных людей. Наконец, столкнувшись лицом к лицу с Начитой, я по лихорадочному блеску в его глазах все понял. Мои наихудшие подозрения подтвердились.