Джек Хиггинс - Гнев Божий

— Какой сегодня прекрасный день. В такой день даже хочется жить, — произнес он.

Я никогда не мог догадаться, когда он шутит, а когда говорит серьезно. Где его беззаботность была показной, а где реальной — понять было невозможно. Вероятнее всего, такие удивительные, как Янош, привыкшие жить одним днем люди, не очень-то любили заглядывать в будущее и задумываться над грозящими неприятностями.

Вдвоем мы пошли по селению, непреднамеренно двигаясь вдоль его восточной стены, и неожиданно оказались у торца церкви, где в двери, ведущей прямо в ризницу, стоял, поджидая нас, Ван Хорн.

На этот раз поверх его сутаны был надет еще и белый полотняный стихарь, крест-накрест перетянутый у талии епитрахилью зеленого цвета, насколько я помню, олицетворяющей собой страсти Христа и его смерть. Ван Хорн накинул на себя зеленую ризу и приготовился к началу богослужения.

— Должен отметить, что вы, сэр, выглядите «на все сто», — восхищенно произнес Янош.

— Я чертовски старался, — мрачным голосом ответил ему Ван Хорн. — Осталось всего пятнадцать минут до начала, поэтому, чем раньше вы заберетесь на звонницу, тем лучше.

Он провел нас с Яношем по церкви и, остановившись за кафедрой, открыл небольшую деревянную дверцу, о существовании которой я и не подозревал. За ней была каменная винтовая лестница, которая вела наверх, в звонницу.

— Все, что нужно, я там приготовил, — сказал Ван Хорн. — Прошу запомнить одно. Вы начинаете стрелять только после того, как я открою огонь. Никакой самодеятельности. Что бы вам там наверху ни показалось, вы должны действовать, как договорились.

Дверь за нами захлопнулась, и я вслед за Яношем в полутьме зашагал по лестнице. Яношу с его огромными габаритами и тяжелым весом было трудно подниматься по крутым и узким ступеням, так что я был вынужден постоянно подталкивать его в спину.

Наконец мы поднялись на второй этаж и оказались в комнатке около десяти квадратных футов, в трех стенах которой зияли узкие, доходившие почти до самого пола окна. Как и предупредил Ван Хорн, все для нас было уже подготовлено: двухствольный обрез с патронами, «винчестер», несколько гранат, «томпсон» и сложенные рядом в стопку с полдюжины обойм аккуратно лежали на постеленном на полу одеяле.

Янош, обливаясь потом и прерывисто дыша, рухнул на деревянную скамью. Пока я осматривал помещение, он вынул из кармана фляжку, открутил пробку и припал к ней губами.

Изучив обстановку, я пришел к выводу, что мы заняли не самую выгодную позицию. С высоты двадцати футов, на которой мы находились, перед нами как на ладони лежала площадка перед церковью, однако из звонницы не просматривался городок и, чтобы его увидеть, необходимо было просунуть в окно голову.

Я поделился своими мыслями с Яношем, который наконец-то пришел в себя. Он понимающе закивал.

— Это означает, мы не сразу заметим Томаса, поэтому подготовиться к его появлению нам следует заранее, — сделал вывод он.

Я пододвинул скамью к стене с окном, чтобы мой напарник мог на ней удобно расположиться, а сам, скрываясь за оконным косяком, стал наблюдать за площадкой у крыльца церкви. Я передал «томпсон» Яношу, и тот, зажав сигару в зубах, положил его себе на колени. В мою задачу входило прицельно метнуть пару-тройку гранат, а если возникнет необходимость, открыть огонь из «энфилда» или «винчестера». В нашем положении короткоствольный дробовой обрез показался мне менее пригодным.

В той стене, где не было окон, была узкая щель шириною около девяти дюймов. Просунув в нее голову, я увидел внизу стоящую в церкви кафедру. Внутри никого не было. Затем дверь ризницы распахнулась, и на ее пороге с «томпсоном» в руках появился Ван Хорн. Сделав несколько шагов в направлении кафедры, он поравнялся с алтарем и, преклонив перед ним колени, машинально перекрестился. Затем он поднялся и с невозмутимым лицом взобрался на кафедру.

— И что из этого, мой дорогой сэр, получится? — выдохнул мне в ухо Янош.

Осторожно положив на небольшую полочку перед собой пулемет, Ван Хорн сел на стоящий за кафедрой табурет и раскрыл Библию. Я выпрямился и повел головой из стороны в сторону.

— Одному Богу известно, — ответил я на вопрос Яноша. — Я уже не пытаюсь его понять. Просто воспринимаю его таким, какой он есть.

В комнате звонницы стояла гробовая тишина и было очень жарко. Янош, стерев с лица пот, тяжело вздохнул.

— Я больше для таких дел не гожусь, — промолвил он.