Луис Ламур - Горящие холмы

Ни один звук не нарушал тишину полудня. Гигантская стена противоположного края каньона погрузилась в тень. Приближался вечер. Где-то галопом проскакала лошадь, в жаркой тишине раздавался слабеющий стук копыт.

Мария Кристина услышала всадников еще до того, как они въехали в долину. С тех пор как умер ее отец, всадники ни разу не появлялись в каньоне, и теперь это не принесет ничего, кроме беды. В этой стране, если собирается группа всадников в десять человек, значит, произойдет убийство.

Она пошла к дремавшей в тени покрытого пухом тополя лошади и вытащила из кобуры старый «волкер»-кольт. Она держала его сбоку, так что за широкими складками ее блузки его не было видно.

У нее не было никаких причин верить в дружелюбие приближающихся всадников. Она была мексиканкой, у нее были овцы, но с другой стороны она была дочерью Пабло Чаверо, который погиб в этом каньоне западнее этого места. Он сражался даже тогда, когда кровь надгробной надписью пролилась на скалы. Прислушиваясь к стуку копыт, она одновременно наблюдала за лицами всадников. Только команда Саттона-Бэйлесса могла быть такой многочисленной.

— Хуанито! Посторожи овец!

В свои одиннадцать лет Хуанито был очень похож на отца и совершенно не похож на их старшего брата Висенте.

Девушка пошла вперед. Она знала, зачем приехали эти люди, и не ждала ничего хорошего.

Это, должно быть, те самые люди, которые убили ее отца и переселили их в это место. Если они найдут того человека, то убьют его, а сейчас он лежит среди скал, возможно уже при смерти.

Это была огромная малолюдная страна, и, если прикончат всю ее семью, никто и не спросит, за что. Лишь не знающие отдыха глаза мужчин, гуляющих по улице Токеванны, будут реже вспыхивать огнем, ведь она никогда больше не пройдет перед ними, шурша юбками и покачивая бедрами, — она отлично это умела.

Уже прошло четыре года с тех пор, как Мария Кристина купила новую одежду. А потом приходилось лишь перекраивать старые вещи. Уже три месяца она не была в городе, не заходила в магазины, чтобы пощупать вещи, которые была не в состоянии купить. Как хорошо было ходить по городу. Мужчины провожали ее взглядами и отпускали замечания, женщин охватывал гнев, губы их сжимались в полоску, и они отворачивались. Она была мексиканкой, про которую говорят: «Она не может быть лучше, чем есть сейчас». Женщины возмущались, видя, что мужчины всегда провожают ее взглядами. А она нарочно бросала им ответные взгляды. Она могла бы ненавидеть их всех, но она была женщина. Они презирали ее, но одновременно и желали. Среди бледных лиц женщин ее яркая красота пленяла. Она знала это, и ей это нравилось. Она знала, что мужчины чувствуют в ней что-то от дикой природы. Девушка вздернула подбородок… у других женщин есть, конечно, красивые наряды, но она — Мария Кристина.

Плотной группой всадники перевалили через гребень холма и шагом пустили коней по склону. Они остановились в десяти ярдах от девушки. Их было десять человек, и все лица были ей знакомы.

Джек Саттон среди них был наихудшим. Он был очень красив, смерть всегда была где-то рядом с ним. Он с головы до пят осмотрел ее с откровенной наглостью.

— Каждый раз, когда я вижу тебя, ты все хорошеешь, мексиканочка. Клянусь, однажды я…

— Однажды! — презрение в голосе Марии Кристины было как плеть. — Однажды ты споткнешься. — Игнорируя его, она повернулась к Бену Хиндеману: — Что вам надо?

Не было ничего неожиданного в том, что она обратилась именно к нему. Он был невысок и не так строен, как Саттон, но обладал мощной мускулатурой. Большой подбородок Хиндемана вечно был покрыт щетиной.

— Ты видела раненого человека на загнанной рыжей лошади?

— Я никого не видела. О ком вы говорите?

Саттон не отрываясь смотрел на нее. Мария Кристина знала, он хочет ее, и она нарочно, каждым движением своего тела, издевалась над ним, ненавидя за его презрение и его страсть. Она была мексиканкой и держала овец, но к нему она относилась с презрением, и это доводило его до бешенства.

— Если кого-нибудь увидишь, дай нам знать, — сказал Джек Саттон, — пошли своего младшего брата. А еще лучше… я сам вернусь… один. — Он оглядел ее фигуру, грязно ухмыльнулся: — Думаю, тебе нужен мужчина.

Она смерила его взглядом.

— Где ты видишь здесь мужчину? — спросила она полным оскорбительного презрения голосом. — Ты себя имеешь в виду?

Его лицо исказилось от ярости.

— Ты, грязная!..

Он хлестнул лошадь и поскакал прямо на девушку. В ту же секунду она выхватила свой тяжелый кольт и выстрелила.