Луис Ламур - К далеким голубым горам

— Эх, а я писать не умею…

— Точно так же не умели другие, разбредавшиеся по миру. Так много сделано, так мало записано. Правда, многое было записано, но потом затерялось. Питер рассказывал мне о людях и народах, о смертях и битвах, о которых я в жизни не слышал.

Скажем, Авиценна — кто это? Где-то я слышал его имя, а Питер — тот знал: великий мыслитель, великий писатель, человек глубоких познаний во многих областях, воистину великий человек. И если такой человек мог прожить свою жизнь, а мы о нем не знаем, то как много могло быть других?

Вот тот незнакомец, который зашел к Питеру, а больше никогда уже не приходил, — кто это был? Где нашел он рукописи и карты, которые продавал? Кто был тот, кого он называл Мудрым Адапой? Даже Питер никогда не слышал о таком, ни знакомые ему ученые в Кембридже.

Я сам видел карту Андреа Бьянко, на которой точно изображены берега Бразилии, а начерчена она была в 1448 году… И, говорят, Магеллан нашел пролив, названный его именем, потому что у него тоже была карта, — а кто ее начертил?

— Наверное, все так и есть, как ты говоришь, — ядовито заметил Том, — только куда больше, чем карты дальних земель, меня беспокоит, как найти дорогу в Лондон, на которой нас не поджидали бы люди королевы.

— Хуже всего, что я даже не знаю, кто мои враги, — вздохнул я. — Кто-то стоит у них за спиной, кто-то с туго набитым кошельком, иначе они не забрались бы в такую даль на свой страх и риск…

Мы спали по очереди, и когда я проснулся после отдыха уже перед вечером, барка находилась у мыска с деревьями — здесь тростники, окаймляющие берега, словно расступились.

— Все, лодку бросим здесь.

Я встал и потянулся, с удовольствием ощущая мускулы под рубашкой. Я чувствовал, как прокатываются по ним волны, воспринимал их силу — да, пока мы снова окажемся на борту корабля, они мне понадобятся, это угадать не сложно… Мы заметили крутую крышу церкви и разрушенную башню. Торни, должно быть, недалеко.

— Давай к мыску, — сказал я Тому. — Высадимся там.

Сведя на берег лошадь, мы двинулись вверх по проезду к дороге, ведущей в деревню. Вокруг никого не было. Тени уже стали длинными, понемногу сгущались сумерки.

Улица была почти пуста, лишь несколько человек повернули головы нам вслед, когда мы проходили по булыжной мостовой. За деревней я сел в седло, Черный Том привычно ухватился за стремя и мы быстро одолели милю дороги, после чего поменялись местами.

Дорога, обсаженная ивами, привела нас в Уиттлси. Рыночная площадь была безлюдна, повсюду разливались тени. Начали появляться редкие огни.

— У меня тут дружок есть, — сказал Том. — Сейчас постучим к нему — и будет у нас место для ночлега, а утром сможем быстро двинуться в путь.

Подняв глаза на колокольню церкви Святой Марии, я сообразил, что проспал вечерний звон — обычно мы слышали здешние колокола далеко на болотах, когда отправлялись ловить угрей или резать тростник. Много раз я прерывал работу, чтобы послушать их…

Мы здесь, в Фенланде, помогаем друг другу в трудах, и мне не раз приходилось работать в разных концах Кембриджшира и Линкольншира, куда я добирался по узким протокам, чтобы встретиться с друзьями, с которыми рыбачил вместе. Мы, ребята из болотного края, куда меньше прикованы к своему дому, чем другие люди нашего времени — те и слыхом не слыхивали о местах, удаленных от их хибар на несколько миль.

Перемены нас настигали повсюду. Наш век был беспокойный и кровавый. Деревенские мужики поднимались с насиженных мест и уходили в море с Дрейком, Гаукинсом и Фробишером, или же с Госнолдом и Ньюпортом [6], и хоть лишь некоторые из них возвращались с золотом, зато все как один — с рассказами…

Том остановился перед дурного вида домиком на краю деревни, отступившим подальше за деревья и поближе к реке.

На стук никто не ответил, на второй тоже. Том начал раздраженно бурчать, но тут в угловом окне показалась какая-то тень и неприветливый голос поинтересовался:

— Кто там?

— Плохой из тебя хозяин, Ричард, раз не торопишься открыть дверь и не бежишь рысью за элем. Перед тобой два тихих и спокойных человека, которые так и останутся спокойными, желая лишь поесть и побыстрее уехать утром, еще до рассвета, не докучая содержателям таверн, у которых слишком хорошая память. Так что, впустишь ты нас?

— А как же, Том, уж тебя-то я впущу — и заберу те два шиллинга, что ты мне остался должен две недели назад.

Он исчез. Через некоторое время загремела цепь и дверь открылась. Когда мы вошли внутрь, Ричард разворошил угли в камине; огонь вспыхнул и осветил наши лица.