Луис Ламур - Такер

Я отправился дальше в путь. Дорога была пыльная и жаркая. Проехав пару часов, я понял, что глупо и даже опасно продолжать двигаться по такой жаре. Я съехал с дороги и нашел небольшой овраг, по дну которого журчал ручей и росли деревца. Спешившись, я налил в шляпу воды и дал коню напиться, затем привязал его к кусту и уселся, облокотившись спиной на склон оврага.

Было очень тихо. Мой конь похрумкал сочными листьями, потом прикрыл глаза и задремал, облегчив заднюю ногу и изредка сгоняя хвостом назойливых мух.

Сидя под склоном оврага, я видел отрезок дороги длиной в полмили. Она вилась по каньону, врезающемуся в плоскогорье. На камень рядом со мной вылезла ящерица и уставилась на меня своими глазами-бусинами.

Тенистый овраг был подходящим местом, чтобы посидеть и подумать о моей собственной роли в том, что происходит. Одна мысль не давала мне покоя… Я бежал в никуда. Уж не была ли моя погоня за Хеселтайном просто средством не задумываться о будущем? Время шло — они все время убегали, я все время преследовал, но, если поглядеть правде в глаза, можно всю жизнь пробегать — и все без толку.

Дело, пожалуй, в том, что у меня просто никогда не было цели в жизни… Пока был жив отец, я не задумывался о самостоятельной жизни, откладывая это до того дня, когда останусь один. Потом отец неожиданно погиб, и я должен был заставить этих негодяев расплатиться; но охота за Хеселтайном стала для меня способом отдалить тот день, когда мне придется повзрослеть и заняться теми взрослыми делами, от которых прежде меня ограждал мой отец.

Слегка надвинув шляпу на глаза, я следил за танцем раскаленных воздушных потоков над дорогой, которая вилась по дну каньона между скал, поросших редкими кактусами и карликовой юккой.

Ну хорошо, сказал я себе. Положим, ты отобрал у Хеселтайна все деньги. Что ты станешь делать дальше? Может быть, купишь ранчо? Или золотоносный участок?

Об этих и многих других занятиях я не имел никакого понятия. Но внезапно на меня накатила жаркая волна стыда, словно я почувствовал на себе суровый взгляд Кона Джуди и услышал его язвительные слова: «Но читать-то ты умеешь? А тот, кто умеет читать, может учиться. Ты не ходишь в школу — так что ж? Хотя это и самый удобный способ получить образование для многих из нас, но ведь школа дает лишь схему знания, а заполнять пробелы приходится позже самому».

Конечно, так бы он и сказал — или что-то вроде этого. Ваша правда, мне пора наконец заглянуть себе в глаза. Отец, возможно, тоже не достиг того, чего хотел, но он всегда стремился достичь, и сколько бы его ни била жизнь, сколько ни сталкивала вниз, он продолжал упорно карабкаться наверх.

Не существует мира идеального, сияющего, как изделие из патентованной кожи… нужно создать собственный мир и найти в нем свое место.

Я пересчитал деньги в седельной сумке. Там было чуть больше двенадцати сотен долларов. Я оставлю себе пару сотен, а остальные пошлю в Техас.

Незаметно я задремал. Меня разбудил мой конь, тихо фыркнув над ухом.

Сон мигом слетел с меня. Конь, насторожив уши, глядел на дорогу. По ней двигался человек на еле живом одре. Всадник смотрел в мою сторону.

Я встал и подтянул подпругу. От уступов скал на равнину легли длинные тени. Солнце спустилось низко; до заката было еще далеко, но уже повеяло прохладой, и я мог ехать дальше. Но меня совсем не радовала компания неожиданного попутчика.

Человек на дороге остановил свою клячу, поджидая меня. Я хорошо видел его руки, и признаков опасности не было, но все равно надо быть начеку.

Вскочив в седло, я направил коня к дороге.

— Здрасьте! — Глаза у него были водянисто-голубые, но взгляд такой острый, что я почувствовал: от него не ускользнула ни одна деталь моего снаряжения. — Далеко направляетесь?

— Ущелье Уокера. Возможно, и дальше на восток.

— Ну да, отсюда больше и ехать-то некуда.

— Я могу развернуться и отправиться обратно, — сказал я. — И вполне вероятно, что так мне и придется поступить, если в ущелье не обнаружится следов Хеселтайна.

— Конечно. — Он обшарил взглядом мои седельные сумки. — Золотишко копали?

— Я-то? Нет, я ковбой. — Я не собирался с ним откровенничать. — Занимаюсь только тем, что можно делать, не слезая с коня.

— Трудновато вам приходится, — заметил он. — Я знаю массу занятий, которых не сделаешь, сидя в седле.

Я не ответил, и дальше мы поехали в молчании.

Его лошадь была в ужасном состоянии. Ей, очевидно, нелегко пришлось на недолгом конском веку. Но там и с самого начала не на что было взглянуть. Всадник тоже выглядел неважно, но зато винтовка у него была ухожена, начищена и промаслена. Я нигде не видел у него револьвера, но я уже научился не быть слишком доверчивым.