Джеймс Купер - Поселенцы

— A отецъ мой?

— Богъ да благословитъ его! Да проститъ онъ мнѣ мое оскорбительное и безосновательное недовѣріе.

Сердечное объятіе судьи убѣдило молодаго человѣка, что ему простили то, что онъ сдѣлалъ по ошибкѣ, и всѣ, вполнѣ счастливые, вернулись къ старому, сѣдому дѣду Эффингаму.

Прошло нѣсколько мѣсяцевъ, въ теченіе коихъ произошло нѣсколько важныхъ событій, о которыхъ мы не должны умолчать. Два важнѣйшія изъ нихъ были кончина маіора Эффингама и бракъ Оливера и Елисаветы. Послѣдній совершился въ первой половинѣ сентября, a смертный случай послѣдовалъ лишь нѣсколько дней спустя. Маіоръ угасалъ, какъ догоравшая свѣча, и хотя кончина его опечалила всю семью. но, при слабоумномъ положеніи старика, горе не могло быть продолжительно и сильно.

Мармадукъ горячо настаивалъ на исполненіи закона, и потому нашелъ очень натуральнымъ, что Натти и Веньяминъ на другой день послѣ лѣснаго пожара должны были идти въ тюрьму. Но такъ какъ они ежедневно навѣщаемы были членами семейства и снабжены съ излишкомъ всѣми удобствами, то спокойно и терпѣливо выдержали штрафной срокъ, который и не могъ быть поставленъ имъ въ укоръ. Когда они вышли изъ заключенія, то Гирамъ Долитль покинулъ деревню, чтобы устроить себѣ жилище въ другомъ мѣстѣ. Онъ этимъ не только избѣгалъ страшнаго для него Натти, но и освобождалъ себя отъ всеобщаго презрѣнія, которое преслѣдовало его съ того времени, какъ онъ выказалъ себя предателемъ въ отношеніи къ честному охотнику.

Въ одинъ изъ чудныхъ дней въ половинѣ октября мѣсяца, Оливеръ и Елисавета, гуляя, приблизились къ тому мѣсту, гдѣ прежде стояла хижина Натти Бумпа. Соръ былъ убранъ съ погорѣлаго мѣста, и оно обложено было прекраснымъ дерномъ и окружено стѣной; въ ней прорублена была небольшая дверь, къ которой, къ удивленію молодой четы, прислонено было ружье Натти, и собака его рядомъ отдыхала на камнѣ. Самъ Натти лежалъ растянувшись передъ камнемъ изъ бѣлаго мрамора и раздвигалъ руками высокую траву, чтобъ имѣть возможность внимательно разсмотрѣть надпись на камнѣ. Около простой плиты видѣнъ былъ богатый памятникъ съ разными украшеніями.

Оливеръ и Елисавета такъ тихо подошли къ гробницѣ, что не были услышаны старымъ охотникомъ, который весь углубился въ свое занятіе. Нѣсколько времени они спокойно смотрѣли на него; наконецъ, Натти всталъ съ земли и громко сказалъ:

— Да, я думаю, все это будетъ хорошо и какъ слѣдуетъ. Не дурно, когда человѣкъ умѣетъ читать, ибо еслибъ я умѣлъ, то больше разумѣлъ бы въ этомъ дѣлѣ, которое теперь мало понимаю. Трубка, томагавкъ и мокассинъ, конечно, недурно исполнены. Еслибъ я только могъ прочесть надпись! Да, да, кто-то будетъ здѣсь, чтобъ предать кости мои землѣ, когда придетъ смертный часъ!

— Натти, y васъ никогда не будетъ недостатка въ друзьяхъ, которые окажутъ вамъ послѣдній долгъ, когда наступить эта неизбѣжная минута, сказалъ Оливеръ, глубоко тронутый мыслями стараго охотника.

Натти, быстро обернулся и провелъ рукою по лицу, какъ бы для того, чтобы стереть слѣды грусти.

— А! сказалъ онъ; не правда ли, дѣти, и вы хотите посѣтить эти гробницы. Да, это весьма назидательное зрѣлище для стараго и малаго.

— Вамъ нравится ваше устройство, Натти? спросилъ Оливеръ: — Вы имѣете болѣе другихъ права произнести объ этомъ ваше сужденіе.

— Дитя, мой вкусъ тутъ ни при чемъ, ибо я не особенно привыкъ къ виду чудныхъ гробницъ, возразилъ Натти. — Вы вѣдь велѣли положить маіора головою къ западу, a Чингахгока къ востоку?

— Да, все исполнено согласно вашему желанію.

— Ну, и прекрасно, возразилъ старый охотникъ. — Они были того мнѣнія, что на небѣ пойдутъ разными путями, хотя всемогущій Богъ навѣрно со временемъ соединитъ добрыхъ и правыхъ изъ всѣхъ племенъ.

— Конечно; въ этомъ нельзя и сомнѣваться, сказала Елисавета. — Я твердо и несомнѣнно надѣюсь, что мы тамъ всѣ увидимся и будемъ счастливы вмѣстѣ.

— Въ самомъ дѣлѣ, дитя мое? съ необыкновеннымъ чувствомъ вскричалъ Натти. — Ну, Чингахгокъ, такъ и мы разстались не навѣки, и въ этой мысли заключается удивительное утѣшеніе. Но прежде, чѣмъ я пойду, я хотѣлъ бы знать, что плита эта говоритъ о храбромъ начальникѣ Делаваровъ и о бравомъ полковникѣ Эффингамѣ. Прочтите мнѣ это Оливеръ.

Молодой человѣкъ тотчасъ подошелъ къ памятнику и прочелъ:

«Памяти Оливера Эффингама».

«Это былъ храбрый воинъ, вѣрный подданный и настоящій христіанинъ. Утро жизни его принесло ему почести, богатство и силу, но вечеръ смутился бѣдностію, недостаткомъ и болѣзнію, которая нѣсколько услаждалась вѣрною заботою стариннаго друга его, Натаніеля Бумпа.»