Джеймс Купер - Поселенцы

— Нѣтъ, здѣсь былъ въ ходу ножъ: этотъ ремень не перерванъ или откушенъ, и я боюсь, что въ этомъ вина не Гектора.

— Развѣ разрѣзана кожа? спросилъ Эдвардсъ.

— Я не могу вѣрно опредѣлить это, но вижу, что она не искусана и не разорвана.

— Неужели мошенникъ Долитль осмѣлился сдѣлать это?

— Да, да, онъ суется туда, гдѣ нѣтъ опасности, отвѣтилъ Натти. Онъ любопытенъ, но хорошо бы сдѣлалъ, если бы не подходилъ къ моему жилищу.

Чингахгокъ между тѣмъ сказалъ, осмотрѣвъ ремень:

— Разрѣзъ ножа: острый клинокъ и длинная рукоятка. Сдѣлавшій это боялся собакъ.

— Почему ты это видишь? спросилъ Эдвардсъ. Какъ можешь ты говорить такъ увѣренно?

— Слушай, отвѣтилъ старый воинъ: ножъ былъ острый, потому что разрѣзъ гладокъ; рукоятка длинна, потому что человѣческая рука не можетъ достать отъ одного разрѣза до другаго. Но что это былъ трусъ доказываетъ то, что человѣкъ храбрый разрѣзалъ бы ремень y шеи собаки.

— Клянусь, что Змѣя вѣрно попалъ! вскрикнулъ Натти. Негодяй Долитль взлѣзъ на скалу позади конуръ, и ножемъ, привязаннымъ къ длинной палкѣ, разрѣзалъ ремень.

— Что же могло побудить его къ этому? спросилъ Эдвардсъ.

— Что же, какъ не его любопытство! отвѣтилъ Натти.

— Да, это правда, замѣтилъ молодой человѣкъ. Дайте мнѣ челнокъ, я поѣду, и, можетъ, еще успѣю во-время, чтобъ показать ему его дѣло.

Предложеніе было принято, и не прошло пяти минутъ, какъ легкій челнокъ скользилъ по зеркальной поверхности озера. Скоро онъ исчезъ за мысомъ и направился къ берегу. Чингахгокъ тихо слѣдовалъ въ лодкѣ, a Натти, держа собакъ и съ ружьемъ на плечѣ, направился къ хижинѣ сухимъ путемъ.

Между тѣмъ какъ на озерѣ происходила описанная нами травля, Елисавета и Луиза гуляли по холму; пройдя въ незначительномъ разстояніи отъ хижины Натти Бумпо, разговаривая, онѣ весело достигли вершины горы, и, покинувъ широкую дорогу, искали тѣни деревъ на ближнихъ тропинкахъ. День становился жаркій, и свѣжая прохлада незамѣтно увлекала разговаривавшихъ дѣвушекъ все глубже въ лѣсъ. Изрѣдка представлялись глазамъ ихъ вырубленное пространство и чистая кристалообразная поверхность. Нигдѣ не было видно ни души, и только изрѣдка раздававшійся по долинѣ стукъ гремящихъ телегъ и удары желѣзодѣлательныхъ молотовъ доказывали, что страна не совсѣмъ необитаема. Вдругъ Елисавета вздрогнула и сказала.

— Слышите, Луиза! это, кажется, крикъ ребенка! нѣтъ ли здѣсь по близости просѣки, или не заблудилось ли гдѣ дитя?

— Иногда это случается. Но мы пойдемъ на крикъ. Быть можетъ, путешественникъ томится въ горахъ.

Побуждаемыя этою мыслію, дѣвушки быстрыми и нетерпѣливыми шагами направились на звуки, которые, казалось, глухо и печально раздавались изъ чащи лѣса. Неоднократно казалось Елисаветѣ, что она уже видитъ страдальца, какъ вдругъ Луиза схватила ея руку и сказала, указывая назадъ:

— Посмотрите на вашу собаку!

До сихъ поръ вѣрный Браво ни на минуту не отставалъ отъ Елисаветы, но онъ лишился своей дѣятельности отъ старости и бездѣйствія, и тихо слѣдовалъ за ней, вмѣсто того, чтобы бѣжать; когда же путешественники останавливались, чтобы любоваться видомъ или садились на землю, то онъ ложился спать. Оглянувшись по зову Луизы, Елисавета увидѣла, что собака совершенно переродилась: глаза ея были неподвижно устремлены на отдаленный предметъ, она держала голову низко, и ощетинила шерсть, какъ бы отъ страха или злости; послѣднее было болѣе вѣрно, ибо она издавала рычанія и необыкновенно скалила зубы, такъ что дѣвушки могли бы испугаться ея, еслибъ не знали ея тихаго нрава.

— Браво, Браво, успокойся, сказала Елисавета: что ты видишь, мой старый, вѣрный песъ?

При звукѣ голоса Елисаветы злость собаки, вмѣсто того, чтобы уменьшиться, видимо увеличилась. Она вскакивала, бросалась къ ногамъ своей госпожи, громко выла и выказывала свое раздраженіе ворчливымъ и отрывочнымъ лаемъ.

— Что чуетъ она? спросила Елисавета. Такъ какъ отвѣта на эти слова не было, то дѣвушка обернулась и увидѣла Луизу съ мертвенно-блѣднымъ лицомъ и дрожащими руками, показывающую вверхъ. Быстрый взглядъ Елисаветы устремился по указанному направленію, и глазамъ ея представился гордый видъ и огненные глаза пантеры, злобно устремленные на нее.

— Убѣжимъ! вскрикнула Елисавета, хватая Луизу за руку. Но въ эту минуту съ той сдѣлалось дурно, и она безъ чувствъ повалилась на землю.

Благородное сердце Елисаветы не допускало ее оставить подругу въ такомъ отчаянномъ положеніи. Она упала на колѣни передъ недвижимой Луизой, старалась привести ее въ чувство, разстегивая крѣпко стягивавшее ее платье, и своимъ голосомъ ободряя собаку, — единственнаго своего защитника. Храбрѣе, Браво! добрый другъ! кричала она. Между тѣмъ молодая пантера перескочила съ низкаго дерева на вѣтви стараго бука, гдѣ сидѣла ея мать. Неопытное животное приближалось къ собакѣ съ игривостью кошки и особенной дикостью своей породы. То садилась она на заднія лапы и, какъ шаловливый котенокъ, рвала передними куски древесной коры; то била себя хвостомъ, разрывая землю, какъ бы желая игриво передразнить злость своей матери.