Кормак Маккарти - За чертой

— Ты его так совсем разбалуешь, — сказал Билли. — Разом бы вышиб из него дурь, да и дело с концом.

— Он-то из меня дурь не вышибает, что ж я-то буду, — возразил Бойд.

Билли сплюнул на сухую солому, устилавшую проход. Подождали. Конь выдохнул. Бойд подтянул ремень, застегнул пряжку.

Все утро они провели на пастбище Ибаньес — осматривали коров. Коровы их сторонились и, со своей стороны, тоже осматривали — то голенастые и беломордые, то мексиканской породы, то лонгхорны, всех возможных расцветок. К обеду возвратились к дому с годовалой телкой на аркане, которую поместили в загон из жердей с северной стороны конюшни, чтобы ее посмотрел отец, после чего помылись и пошли в дом. Отец уже сидел за столом.

— А, вот и мальчики, — сказал он.

— Садитесь, садитесь давайте, — засуетилась мать.

Поставила на стол блюдо с жареным мясом. Миску фасоли. Все помолились, и она подала блюдо отцу, тот положил кусок себе, передал блюдо Билли.

— Папа говорит, в наших краях появилась волчица, — сказала мать.

Билли сидел с ножом наготове, держал блюдо.

— Волчица? — сказал Бойд.

Отец кивнул:

— Да, задрала крупненького теленка в верховьях Фостеровой лощины.

— Когда? — спросил Билли.

— Где-то с неделю или около того. Смотреть ее следы в горах уже ходил младший из сыновей Оливера. Пришла, говорит, из Мексики. Прямиком через перевал Сан-Луи, спустилась по западным склонам Анимас у лощины Тейлора, а потом вниз, вниз, через долину реки и в горы Пелонсийос. Поднималась до самого снега, даже выше. В том месте, где она завалила теленка, на земле снег на два дюйма.

— А откуда известно, что это именно волчица? — сказал Бойд.

— Да ну, неужто сам не догадаешься? — удивился Билли.

— Это видно по тому, как она свои делишки справляет, — сказал отец.

— А-а, — протянул Бойд.

— И что нам теперь с этим делать? — спросил Билли.

— Ну, думаю, лучше бы ее изловить. А ты что скажешь?

— Да, сэр.

— Был бы здесь старый Эколс, он бы ее точно поймал, — сказал Бойд.

— Мистер Эколс!

— Был бы здесь мистер Эколс, он бы ее поймал.

— Да уж, он-то поймал бы. Но его нет.

После обеда они втроем поехали за девять миль на ранчо «Складская гряда». Подъехав к дому, не слезая с лошадей, покричали. Сперва выглянула внучка мистера Сандерса, скрылась, потом все вместе они уселись на веранде, и отец рассказал мистеру Сандерсу про волчицу. Мистер Сандерс сидел, упершись локтями в колени, и неотрывно смотрел на доски пола между подошвами сапог. Молча кивал и время от времени сбивал мизинцем пепел с сигареты. Когда рассказ отца подошел к концу, поднял взгляд. В кожистых складках, избороздивших его лицо, прятались синие-синие, необычайно красивые глаза. Будто доказывая, что существует нечто такое, чего тяготы здешней жизни не способны даже коснуться.

— Капканы Эколса {5} 5 Капканы Эколса… — В двадцатые — тридцатые годы в тех местах действительно жил траппер по имени W. С. Echols, служивший в пограничной охране США. В его обязанность входило не допускать перехода через границу волков из Мексики. Эколс был известен как охотник старого закала, предпочитавший ставить капканы, а не отравлять источники вод стрихнином, что было в те годы распространенной практикой. и все прочие его причиндалы по-прежнему у него в хижине, — сказал он. — Мне кажется, он вас не осудит, если воспользуетесь тем, что там найдете полезного.

Щелчком выкинув окурок во двор, улыбнулся двоим мальчишкам и, опершись ладонями в колени, поднялся.

— Пойду принесу ключи, — сказал он.

Когда дверь хижины открыли, внутри оказалось темно и затхло, пахнуло чем-то вроде свежей убоины. Отец секунду постоял в дверях, потом вошел. В комнате стоял старый диван, кровать и рабочий стол. Прошли на кухню, а через нее в сени черного хода. Там в пыльном свете единственного маленького окошка на грубых полках из неструганых сосновых досок оказалось великое множество банок, бутылок и старинных аптекарских пузырьков со стеклянными притертыми пробками и старинными восьмиугольными, обведенными красной каймой ярлычками, надписанными аккуратным почерком Эколса: что именно и с каких пор находится внутри. Какие-то темные жидкости. Сушеные потроха. Печень, желчный пузырь, почки. Внутренности зверя, который и слыхом не слыхивал о человеке, не думал и не гадал о нем сотни тысяч лет, если не больше. Да и поди додумайся, что придет вдруг этакий злобный божок, бледный, голый и всему чуждый, и примется истреблять весь твой род — и ближних твоих, и дальних, начнет их убивать, гнать из дому… К тому же божок ненасытный, божок безжалостный — никакими уступками его не умаслишь, никакими потоками крови его жажды не утолишь.