Макс Брэнд - Игрок

— Напротив, — сказал Коркоран. — Клянусь вам, что ни одного человека на свете я не слушал с таким благоговением, с таким почтением; мне так хотелось, чтобы она узнала обо мне правду — всю правду до конца!

— Вы хотите, чтобы я поверил во все эти сказки?

— Я действительно решил, Роланд, твердо решил бросить карты.

— По какой такой причине?

— Вы теряете над собой контроль, Роланд. Я вижу это по вашим глазам. Берегитесь, а не то вы зайдете слишком далеко.

— Вы мне угрожаете? — вскричал Роланд.

— Я говорю с вами абсолютно спокойно.

— Я задал вам вопрос. Вы собираетесь на него ответить?

— Если смогу.

— Так извольте сказать, какова причина, по которой вы собираетесь бросить карты?

— Может быть, она вам это уже сказала сама?

— Не желаю вспоминать, что она мне говорила. Но могу утверждать: на основании ее слов я вывел заключение, что причина вашего поступка каким-то образом связана с вами… с вашей дружбой с ней!

— Роланд, вы просто обезумели от ярости и гнева. Я не желаю больше с вами разговаривать.

— Клянусь небом, — загремел Роланд, — это правда! Вы посмели поднять на нее глаза и нашептывать ей в уши всякие глупости, зная, что она принадлежит мне.

— Вы меня удивляете. Принадлежит вам?

— Коркоран, вы сделали все возможное, чтобы восстановить ее против меня.

— Я?!

— Вы использовали свои подлые штучки и добились успеха…

— Успеха? — вскричал Коркоран с такой радостью и так внезапно вскочив с места, что в другое время это заставило бы Роланда призадуматься. — Неужели это возможно? Она действительно догадалась о правде? Увидела то, что есть на самом деле?

— Какой такой правде? — гремел Роланд, подходя ближе.

— А вот такой: что вы грубый, невоспитанный человек, мой дорогой друг!

— Будьте прокляты! — задохнулся от ярости Роланд и ударил его.

Коркоран тяжело ударился о стену, потом покачнулся и упал ничком на пол, широко раскинув руки.

Что до Роланда, то он взирал на дело своих рук с ужасом, смешанным с удивлением, словно не мог понять, как это он — он и не кто-то другой — оказался способным на такой поступок. Потом взглянул на лежащую перед ним хрупкую фигуру. Из его собственного тела можно было свободно выкроить двух таких Коркоранов. И у него возникло такое же чувство, какое он, бывало, испытывал в детстве, когда ему хотелось вздуть какого-нибудь маленького мальчишку. Он отступил к двери. Слава Богу, по крайней мере, никто не видел, что он сделал. А уж Коркоран, конечно, не будет об этом рассказывать. Роланд открыл дверь и бросился вниз по лестнице, прыгая через три ступеньки, с такой скоростью, словно бесплотный дух Коркорана мчался за ним по пятам.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем Коркоран настолько оправился, что смог немного приподняться, опираясь на дрожащую руку. Потом с большим трудом сел, опершись спиной на стену. И только тогда вспомнил, что произошло; это явилось стимулом, вернуло ему способность действовать. Он, пошатываясь, встал на ноги и схватился за револьвер; потом неверными шагами подошел к открытой двери своей комнаты. Но на лестнице было совершенно темно, во всем отеле не было слышно ни звука.

Он вернулся к себе и закрыл дверь. Его раздражал теперь даже свет лампы. Он погасил ее и сидел в полной темноте — виднелись только смутные контуры окна, открытого во тьму ночи. Коркоран медленно перебирал в уме события минувшего часа, словно человек, который пытается поднять тяжелый предмет и не может — у него нет на это сил.

Он должен убить Роланда. Но ведь если он его убьет, то это отнимет что-то у девушки. Чего он ее лишит? Сначала он говорил себе, что она не лишится ровным счетом ничего, что Роланд — всего лишь неотесанный мужлан и ничего не стоит. Однако, поразмыслив, понял, что это не так, в глубине души он прекрасно сознавал, какими огромными, несомненными достоинствами обладал его соперник. У Роланда чистая душа. В нем нет ничего дурного. Не важно, что он мог сделать сгоряча, в порыве гнева, и, скорее всего, никто не мог бы стыдиться того, что он сегодня сделал, более, чем он сам, этот верзила Роланд. Такой уж он человек!

Коркоран еще походил по комнате, а потом бросился на кровать. Но постель словно жгла его, подушка была горячая, как огонь. От грубого покрывала горела кожа. Он соскользнул на пол и лежал там, широко разбросав руки, глядя в бархатную темень ночи.

Из окна повеяло прохладой, потом ветерок стих. Послышался тихий шорох, и Коркоран, повернув голову, увидел смутные очертания какой-то фигуры, которая, как бы припав к подоконнику, всматривалась в темноту