Макс Брэнд: Семь троп Питера Куинса

Эта назидательная речь о необходимости проявлять сдержанность, несомненно, была должным образом им воспринята, и Питер Куинси вполне искренне внимал ей, обратив на учительницу внимательный и честный взгляд своих голубых глаз; на самом же деле парнишка жадно переваривал поразившее его открытие, что он может справиться со всеми однокашниками. Для Питера такое открытие имело куда более важное значение, чем слова учительницы.

Когда мальчишки Эндрюс доложили за ужином об этом событии, миссис Эндрюс, неожиданно всплакнув, сказала мужу:

— Отец, после ужина надо поговорить!

Билл Эндрюс, тот самый мужчина, который увидел в Питере Куинси своего пропавшего сына Тома, взял сироту к себе, несмотря на то, что у самого росло две дочери и четверо сыновей и лишним достатком дом не мог похвастать. Но если речь касалась детей, в щедром сердце Билла Эндрюса всем нашлось бы место. В этом отношении он был необыкновенный человек.

После ужина дети вышли из-за стола, и Питер, конечно, вместе с остальными. Но потом словно змея прокрался обратно и, приготовив уши и глаза, устроился у достаточно большой трещины в стене, чтобы подслушать предстоявший разговор. Для Питера Куинси этот разговор имел огромное значение. Будучи матерью семерых детей, из которых шестеро жили с нею, миссис Эндрюс являлась непререкаемым авторитетом в глазах мужа, который ее, прямо скажем, побаивался. Ибо каждый отец большого семейства видит в супруге нечто непостижимое. Он может фамильярно называть ее «старухой» или «хозяйкой», но эта фамильярность сугубо показная, как, скажем, показная уверенность укротителя тигра, которой вовсе нет и в помине. Он способен обмануть публику, но только не себя. Посему оставшись наедине со своей половиной, Билл Эндрюс, нервно покусывая черенок трубки, уселся поглубже в кресло и уставился глазами под ноги жене. Все это не ускользнуло от внимания Питера Куинси.

Последовавший разговор поразил Питера Куинси — или Питера Куинса, как назвал его Эндрюс, чтобы по возможности дистанцировать от того страшного бандита — его отца. Дело в том, что после того, как он привел Питера к себе в дом, Билл Эндрюс уделял мальчику мало внимания, тогда как миссис Эндрюс сразу заключила его в свои объятия, поплакала над ним, поохала, удивляясь его ангельскому облику, и стала от души лелеять его. Теперь же она с нескрываемой злобой заявила мужу, что ни минуты не потерпит под своей крышей это «бандитское отродье». Если он набросился на ребят в школе, то в один прекрасный день кинется на их собственных детей. Однажды утром, проснувшись, они обнаружат, что все убиты.

Мистер Эндрюс счел благоразумным пропустить это предсказание мимо ушей и призвал супругу к сдержанности и благоразумию, признавшись, что мальчишка пришелся ему по сердцу.

— А для своих кровных не находишь ни слова, ни взгляда! — запричитала миссис Эндрюс.

— Ради Бога! — вскричал мистер Эндрюс. По лицу его струился пот. — Успокойся, дорогая! Сейчас пойду и выгоню парня. Несмотря на ночь. Бедный дьяволенок!

Он встал. Увидев, что муж берется за ручку двери, миссис Эндрюс сменила гнев на милость.

— Может, пока подождать? — вздохнув, через силу произнесла она. — Подержим, пока не найдем ему другого места?

Питер Куинс скорее почувствовал, чем увидел облегчение на лице Эндрюса, когда добрый малый вернулся от двери. Однако сам Питер теперь хорошо знал, кого в этом доме надо склонить на свою сторону, и на следующий же день принялся за дело. Взрослый человек, возможно, спасовал бы перед такой задачей. Ибо миссис Эндрюс была неприступна, как шотландская девица на выданье, и тверда как кремень. Но Питер на другой день по пути из школы завернул в луга и принес ей охапку полевых цветов, тем самым смирив наполовину ее гнев. С тех пор ни один день не обходился без подобных знаков внимания. Не прошло и недели, как он попал в число любимчиков, почти наравне с ее собственными детьми. Завоевав крепость, Питер принялся усердно ее обживать. И все это совершалось с восхитительным простодушием.

Такова цена простоты Питера Куинса! Однако несколько лет им владел другой страх. Утвердившись у себя дома, он, естественно, задумался над тем, что будет, когда мальчишки в школе обнаружат, что их победитель ни чуточки не страшнее их? Он начал усиленно готовиться к этому жуткому дню. В платной конюшне работал хромой и кривой конюх, ходивший за лошадьми и чистивший стойла. Никто не считал его за человека; не то чтобы Запад жестоко относился к увечным — просто на сентиментальность там не оставалось времени. Мягкосердие проявлялось, только когда о нем просили. Вот никому и не приходило в голову пожалеть Сима Харпера. Одноглазый Сим с деревяшкой ниже колена вместо одной ноги производил отталкивающее впечатление на отчаянных беззаботных ковбоев, за чьими лошадьми он приглядывал, когда они приезжали в городок покутить. К тому же он не отличался болтливостью.