Макс Брэнд - Джон Кипящий Котелок

Ночь еще не наступила, но вечерний воздух уже заметно остыл; вместо глухого ворчания и проклятий, звучавших днем, стали раздаваться бодрые голоса, и вот уже ребята начали смеяться, вспоминая старые анекдоты. К тому же в эту ночь им предстояло работать!

Но теперь смех затих, парни переговаривались шепотом. Они достаточно хорошо знали Сэмми, и уже успели полюбоваться на меня, чтобы понять, к чему идет дело.

Не скажу, чтобы ждали развязки с опаской. Перестрелки в лагере им были привычны, просто затихли в предвкушении зрелища. Каждый знал, что его жизнь может оборваться той же ночью. А такие люди не слишком жалостливы и чувствительны по отношению к другим.

Вдруг кто-то произнес полушепотом:

— Ну вот, опять Сэмми ядовитой слюной истекает!

Стало ясно, что этот Сэмми знаменит своими ссорами. И действительно, потом выяснилось, что в банде он был с самого начала и за пять лет угробил столько народу, что ребята сбивались со счета, перечисляя его жертвы.

Но мне не нужно было объяснять, насколько он опасен. Все признаки присутствовали налицо. Уже по одной его видавшей виды кобуре и потертым рукояткам кольтов можно было догадаться, что в стрельбе по живой мишени он сильно поднаторел.

Ужин подходил к концу, однако никто не встал, чтобы вымыть за собой посуду. Парни смотрели на нас не отрываясь и торопливо скручивали цигарки — пусть мир перевернется вверх дном, но после еды мужчина должен покурить!

Когда все только начиналось и Сэмми занял свое место по другую сторону костра, было самое золотое время суток — ранний вечер. Теперь солнце уже скрылось за горами на западе, окрасив все небо розовым, за исключением одного оранжевого облачка, напоминавшего язычок пламени.

Теперь между мной и Сэмми поднимался не яркий огонь, а лишь волны тепла от последних тлеющих головешек, которые то и дело стреляли, выбрасывая снопы искр. Быстро темнело. От костра уже было больше света, чем от неба на западе. Я делал вид, что не замечаю, как Сэмми, вместо того чтобы взяться за револьвер, сидит, выпятив подбородок, и глядит мне прямо в глаза.

Будь я героем, стал бы таращиться в ответ и победил бы противника одним лишь взглядом! Но я не герой. Вместо этого с упрямым выражением уставился на верхнюю пуговицу его куртки и нахмурился как только мог. И в то же время чувствовал, что его взгляд, направленный поверх моего, ухватил меня наподобие щупальцев — неприятное ощущение! Этот парень, скажу вам, был сущий дьявол! Я чувствовал, как во мне закипает кровь. Его ненависть отравляла меня. Было страшно, несмотря даже на то, что не глядел ему в лицо.

Внезапно он холодно и спокойно проговорил:

— В глаза смотри, трусливая скотина!

Еще чуть-чуть, и я бы в самом деле дрогнул — настолько успешно он поиграл со мной в гляделки! Но чтобы этого не произошло, заставил себя разозлиться и зарычал:

— Хватай свою пушку и не забудь сказать спокойной ночи! Конец тебе, Сэмми!

Мне не пришлось просить его дважды. Рука бандита дернулась к револьверу и безупречным быстрым движением извлекла его из кобуры. Да, это была отличная скорость, только ее не хватило, чтобы получше прицелиться. В тот момент, когда я спустил курок, казалось, будто дуло его кольта смотрит мне в лоб, но, к счастью, я ошибался. Оно отклонилось самую малость — примерно на одну восьмую дюйма. Однако и этого было достаточно, чтобы голова моя осталась цела. Пуля просвистела над ухом, а я зачем-то пригнулся, хотя в следующий момент уже проклинал себя за эту дурость.

Но Сэмми этого не заметил. Он уже ничего не замечал, потому что был мертв. Что с ним случилось, тоже так и не узнал, поскольку моя пуля прошла прямо между его глаз, и теперь он лежал на спине, глядя на звезды, но не видя их.

Лихо, да? Жаль, не видели вы этих парней! Никто из них бровью не повел! Только двое подали голос.

— Ну вот, наконец-то! — проворчал один. — А то ведь сколько времени Сэмми на это напрашивался!

— Чисто сработано! — заметил другой.

Этот паренек, надо сказать, несколько отличался от остальных — казался как будто чище и опрятнее. Он был совсем еще юным — выглядел лет на двадцать, но на самом деле, думаю, ему было не больше семнадцати. У него была правильная речь, и, что самое ценное, он всегда говорил дело. К тому же был хорош собой, и что-то в его светло-голубых глазах заставляло отнестись к нему с вниманием, несмотря на его молодые годы. Худощавый и гибкий, ловкий и сильный — словом, у этого молодого джентльмена все было как надо. И вот как раз он-то и похвалил мою работу.