Патрик Витт - Братья Sisters

Смочив щетку в воде, я насыпал на щетинки порошка и приступил к делу.

– Вверх-вниз, вперед-назад, – припомнил я правила чистки, открытые мне доктором Уоттсом.

Роняя с губ пахнущую мятой пену, я поскреб и язык. Подошел к окну и, привстав на цыпочки, сплюнул алую от крови воду. Дыхание мое сделалось свежим, во рту чувствовались прохлада и приятное покалывание. Великолепно! Теперь каждый день буду чистить зубы щеткой и порошком!

Я стоял у двери и, постукивая щеткой по переносице, думал ни о чем или сразу о нескольких пустяках, как вдруг из лесу вышел медведь и побрел прямиком к Жбану.

Это был гризли, здоровенный и сильный. Скорее всего, только проснулся и вылез из берлоги. Завидев его и учуяв звериный запах, Жбан взбеленился, но как ни скакал он на месте, как ни брыкался, ему не удавалось освободиться. Уздечка прочно держала его привязанным к корню.

Я наскоро опустошил барабан револьвера в сторону гризли. Без толку. Стрелял в панике, и ни одна пуля не попала в цель. Медведь даже ухом не повел. К тому времени как я вынул второй револьвер, он подобрался к Жбану. Я выстрелил дважды и промахнулся. Медведь одним ударом в глаз повалил коня и занял такую позицию, что выстрелить и не попасть в Жбана я просто не мог. Что ж мне, стоять и смотреть, как хищник убивает несчастное животное? С диким воплем я ступил за проклятый порог и кинулся в самую гущу драки, чем на секунду смутил гризли. Медведь не мог сообразить: то ли ему дальше расправляться с Жбаном, который и так валялся без чувств, то ли заняться непонятным и жутко крикливым двуногим зверьком? Заминки хватило: две пули я всадил медведю в морду, две в грудь, и он рухнул замертво.

Я не понял: жив мой конь или нет. Он вроде не дышал. Но стоило обернуться на зияющий дверной проем хижины, как у меня затряслись руки, чуть подогнулись ноги, и все тело охватила мелкая дрожь.

Я вернулся в хижину. Проклятая, не проклятая – какая теперь разница. Чарли о том, что я покидал ее пределы, говорить не стану. Внимательно прислушавшись к ощущениям в теле, я ничего подозрительного не заметил. Разве что продолжалась, понемногу стихая, мелкая дрожь во всех членах. Нервы, поди. Жбан так и не шевельнулся. Жив он там? Нет? Вот ему на нос сел поползень, и мой коняга вскочил и, шумно дыша, затряс головой.

Я прилег на влажный, комковатый и пахнущий сажей тюфяк. Расковыряв в нем дырку, я увидел траву и землю. Вот, значит, на чем ведьмы спят. Я улегся на полу у огня и проспал час, а когда проснулся, Чарли громко звал меня по имени. От души орудуя топором, братец рубил оконную раму.

Я выбрался наружу, и мы с Чарли присели у тела медведя.

– Я как заметил этого джентльмена, – произнес братец, – сразу тебя окликнул. Ты не ответил, и тогда я подошел к хижине. Смотрю, ты на полу лежишь. Паршивое, доложу тебе, чувство: хочешь войти, а не можешь.

Когда братец спросил, что же на самом деле произошло, я ответил:

– Да ничего особенного. Вышел из лесу медведь и саданул Жбана по голове. Конь свалился, а я хорошенько прицелился и завалил мишку.

– Со скольки выстрелов?

– Опустошил два барабана. Из одной пушки попал дважды и столько же из второй.

Чарли осмотрел тушу.

– Из двери стрелял? Из окна?

– К чему тебе знать подробности?

– Так, просто спрашиваю, – пожал плечами Чарли. – Ты у нас меткач, братец.

– Повезло, – отмахнулся я и, желая сменить тему, спросил, откуда у Чарли топор.

– Позаимствовал у старателей, что двигаются на юг.

Заметив ободранную костяшку кулака, я спросил у братца, откуда ссадина.

– Ну, – ответил Чарли, – мужички долго сомневались: давать мне инструменты или нет. Как бы там ни было, топор им больше не пригодится.

Сказав это, Чарли вернулся в хижину через проделанное им отверстие. Я поначалу не понял зачем, но тут изнутри пошел дым. Из окна полетели моя сумка и сковорода, сразу следом за ними вылез сам Чарли. На его лице играла широченная улыбка.

Когда мы тронулись прочь от проклятой хижины, она уже вовсю полыхала, объятая ревущим пламенем. Горела и туша медведя – Чарли облил ее маслом из светильника и поджег. Зрелище вышло впечатляющее, хоть и грустное. Я только рад был поскорее двинуться в путь.

Странное дело: я ради нежеланного питомца переступил порог злополучного дома, тогда как Чарли не захотел сделать того же ради своей плоти и крови. Так и живем…

Глаз у Жбана покраснел, опух и остекленел. Сам же конь вел себя странно: правишь влево – идет вправо; то остановится сам по себе и глядит куда-то, а то и вовсе боком пойдет…