Ирма Витт - Свободный вечер в Риме

Катька

Несмотря на огромное количество итальянских друзей и знакомых, своим он здесь так и не стал. Таково было внутренне ощущение. И дело даже не в том, что обладая идеальным музыкальным слухом и способностью к языкам он все-таки сохранил еле уловимый акцент чужестранца, дело скорее в том, что вся его прошлая жизнь в Питере не могла не наложить определенный или, вернее, неопределенный отпечаток на лицо – своеобразный оттиск, ледяной отблеск льдин зимней Невы во взгляде серых глаз. Льдин, не тающих даже в самый жаркий калабрийский полдень. Через пару дней настанет очередной день рождения. Уже забронирован зал в старинной траттории с прекрасным патио и морской панорамой. Приглашено 35 человек, почти все местные, итальянцы, но главное – он все-таки решился и отправил приглашение Катьке… И сейчас, потянувшись в кровати, он был счастлив, он был абсолютно влюблен в это майское утро. Ах, эти неспешные, наполненные кофейным ароматом утренние часы в маленьком приморском городке: блики солнца на терракотовой плитке террасы, скрип подъездной двери и нежный звонок уезжающего почтового велосипеда, значит, пришло время спуститься вниз за свежей прессой, пока гейзерная кофеварка с тихим ворчанием греется на конфорке, и заодно прямо в пижаме свернуть за угол и купить теплые круассаны с заварным кремом внутри. Он никогда не ел сладостей в Питере, здесь же пристрастился ко всему богатейшему ассортименту dolce, к этим, возможно, даже избыточно сладким пирожным – глюкоза бежит по сосудам, и сердце стучит быстро и глухо, как сквозь толщу сахарной ваты. С тех пор, как ему удалось получить гражданство и переманить в Италию старшего сына, он почти полностью отошел от дел, переехал из Рима на побережье и стал даже своеобразной местной знаменитостью, ведя колонку «Глазами иностранца» в местной газете. Все утро было посвящено организации праздника. А в сиесту он первый раз за сезон окунулся в море, обжигающе холодное по сравнению с горячей от солнца пляжной галькой. «Завтра днем вернется Ева», – вспомнил он свою подругу и немного смутился: как-то все получится, если Катька приедет на его праздник… Но тут же мысль о Еве показалась ему столь незначительной по сравнению с возможностью, вероятностью, надеждой, чудом, что совсем скоро он сможет увидеть Ее. Он снова вбежал в холодную воду с криком какой-то совершенно детской радости. Вечером он купил новый костюм. Долго примерял перед тусклым зеркалом, а старичок портной вертелся вокруг него с сантиметром, отмечая, насколько необходимо укоротить брюки. В преддверии дня рождения он всегда начинал критично оценивать себя. Старел он красиво, чему способствовал здоровый климат, рыбная кухня, плавание и тренировки в зале. Волосы стали соль-с-перцем, но лежали густой волной, хороший рост и широкие плечи выделяли его в толпе невысоких обычно южан, и он не раз и не два замечал на себе взгляды женщин сорока и даже моложе лет. Но его вполне устраивала его веселая румынка Ева. Пока что. Пока они с Катькой снова… Но с годами он стал сентиментальным, даже чрезмерно. Ночью абсолютно не спалось, несмотря на уютно постукивающий за окном дождь. Предрассветные звезды уже гасли, и ночь отступала, пятилась в горы, море светлело на горизонте. Завтра ему исполнится 60 лет… Он беспокойно ворочался в кровати и даже жалел, что Ева уехала в Рим на встречу с сестрой. Иногда ее телесный жар и раскованность развеивали мрачные мысли лучше, чем пара порций граппы. На часах было 5 утра. Он не выдержал, сел на кровати и обхватил голову руками. Катька… В эти мутные часы мысли о ней были особо тоскливы, он скучал по ней так сильно, что пару раз даже застонал. Но взял себя в руки, вскочил и сделал пару боксерских ударов по воображаемой груше. Позже, позже. Обязательно, но позже. Внутри его еще тлели гордость и обида и тоска и… Ну все, все, довольно. Закончился дождь. Захотелось кофе, захотелось вдруг пройтись по пустому бульвару, где сейчас цветут апельсины, захотелось встретить рассвет, глазея на рыбаков, приходящих из моря с уловом. Потом можно дождаться рыночных торговцев и купить свежих деревенских яиц к завтраку. Все пастиччерии пока еще закрыты, но на железнодорожной станции кафе работает круглосуточно. Брызги холодной воды на лице, запах цитрусового одеколона на пальцах, льняные брюки со звенящими в карманах монетами, рубашка с небрежно подвернутыми рукавами, мягкие кожаные тапочки – вот это он, настоящий он, сама расслабленность и самодостаточность, таким она его и увидит.