Владимир Романовский - Леротикь

– Да.

– Стучи мудро, а не дико.

– Ладно.

– Фукс?

– Ну?

– Сечешь?

– Секу.

– Джулиан?

Вскоре выяснилось, что Джулиан не имеет понятия, где на его гитаре находится ля-бемоль. Чтобы спасти ситуацию, Юджину пришлось дать ему быстрый урок, который сопровождался презрительным хмыканьем Фукса. Паркер смотрел и ничего не говорил. Джулиан знал, оказалось, немалое количество чисто гитарных оборотов и трюков, и перебирал струны неплохо. После примерно десяти минут ошибок и нереализованных амбиций, он понял, как именно следует играть то, что хотел играть Юджин. Опус сыграли четыре раза, а затем Юджин объявил пятиминутный перерыв. Джулиан выключил усилитель и стал тренироваться тихо в углу, прислушиваясь к струнам. Юджин развлекался, играя немецкую песенку тридцатых годов двадцатого века. В его дневнике комментарии по поводу немецкой музыки той эпохи нестандартны и слегка бестактны по отношению ко многим.

В конце концов Джулиан перестал бренчать и начал слушать. Паркер тоже, вроде бы, прислушивался к тому, что играет Юджин. Фукс ерзал и ерзал на своем стуле.

Четыре часа спустя свежесозданная группа проголосовала за поход в реднековый 6 6 От redneck, красная шея – самодовольный неотесаный белый жлоб из простонародья. бар напротив. У Юджина вечером был ангажемент, и долго он торчать в баре не собирался.

– Ангажемент? Думаю, что не захочешь, чтобы я составил тебе компанию, – предположил Джулиан, ухмыляясь в свое пиво.

– Одного раза мне хватило, – сказал Юджин.

– Эй, – Фукс повернулся к Джулиану. – Уши у тебя смешные очень, мужик.

И в самом деле уши у Джулиана были маленькие и чуть вогнутые.

– Ты мой хуй не видел, – сказал Джулиан.

Немыслимое свершилось – Паркер засмеялся. Юджин не знал, что Паркер умеет смеяться. Смех его звучал искренне и приятно, почти музыкально.

Фукс надулся и слез со стула. Джулиан положил руку на плечо Фукса и без усилий водворил его обратно на стул.

– А ну-ка я тебе кое-что скажу, дружок, – сказал он медленно и ровно, и театральные ноты исчезли из его голоса, а калифорнийский его акцент вдруг проявился очень отчетливо – и слегка зловеще. – Слушай, чадо. Хорошо? Будешь слушать? Слушай. Я, может, не великий гитарист. Может, я вообще не гитарист. Но, видишь ли, это в данный момент не важно.

– Ай! – запротестовал Фукс, потирая плечо. – Ты держи свои руки при себе, мужик.

– Спроси меня, почему это не важно.

– Ай … блядь … Хорошо. Почему? Ай!

– Потому что, – сказал Джулиан веско, усиливая хватку на плече Фукса, – Юджин не просто ведет шоу, Юджин и есть – шоу.

Он выдержал паузу, чтобы до Фукса дошло. И не только до Фукса.

В этом рыжем что-то было, больше, чем казалось на первый взгляд. Хвалил ли он Юджина в этот момент, или просто льстил ему – какая разница. Юджина не часто хвалили, и льстили ему тоже не часто, особенно в собственном его окружении, за одним исключением, а она слишком молода и глупа, чтобы воспринимать ее всерьез.

Совершенно не важно, объяснил Джулиан, станут ли в результате напряженной тренировки и упрямого стремления к совершенствованию – станут ли Фукс и он, Джулиан, достаточно умелыми, чтобы производить впечатление. Не имеет значения, насколько духовно удовлетворительны и общественно полезны будут их вклады, Фукса и Джулиана, в музыкальную историю мира в будущем. Абсолютно несущественно – достигнут ли они, Фукс и Джулиан, благодаря помощи Юджина, известности в этой области человеческой деятельности, смогут ли они занять место среди любимых и почитаемых публикой музыкантов. Ибо, вот, если смотреть на дело с того недосягаемого плато, с которого смотрит Юджин, стоя там в величественном одиночестве, разницы между умением Фукса и умением Джулиана, или между умением Фукса и любого другого исполнителя, когда-либо слышанного Фуксом, настолько мала, что ее, разницу эту, можно запросто перепутать с окулярным расстройством, вызванным легким похмельем. Музыка составляет (по мысли Джулиана) неотъемлемую часть структуры вселенной, и ее передвижения во времени и пространстве полностью совпадают с передвижениями души Юджина. Навыки можно развить и уточнить. Однако, в случае Юджина, уровень профессионализма играет лишь малую роль. Его, Юджина, музыкальный дар превосходит любые навыки.

Тот факт, что он находится в компании Юджина и его небесного дара, представляется Джулиану огромной честью и редкой привилегией. Он, Джулиан, намерен сохранять честь и привилегию так долго, как это только возможно, даже, если уж на то пошло, против воли самого Юджина. Может, никогда больше ему не представиться случай участвовать в работе такого человека, как Юджин. Касательно же тех кто, по мнению Джулиана, склонен подрывать его, Джулиана, позиции, и саботировать его, Джулиана, место в группе, действуя ему, Джулиану, на последние оставшиеся у него здоровые нервы, что ж, таким людям следует представить себе возможные последствия их поведения. Прямо сейчас.