Павел Давыденко - Матриархия (СИ)

Текст оборвался. Я потушил фонарик и еще несколько секунд наблюдал за разноцветными пятнами перед глазами. Оля значит, оставила записку... Давно ли? На очередном привале? Да, она часто разглядывала мои рисунки. Наверно в тот день нас резко накрыли, а потом уже Оля забыла или не смогла вырвать листок.

Стало так тепло в груди, и я прижал блокнот к себе, как котенка. Дурость, конечно, прямо как барышня какая, или школьница. Но ничего не мог с собой поделать, даже слезы навернулись. Кусочек Оли со мной, и я никому его не отдам.

Вот как бывает: маленькая, несмышленая вроде бы девчонка, а уже кое-что понимает в жизни.

Утром я проснулся с заложенным носом. В горле скребли кошки, я кашлял и отплевывал коричневую мокроту.

- Простыл что ли? - Рифат вновь запыхтел сигаретой.

- Блин, харэ курить уже!

Он посопел, потом стал возиться с костром. Чувствовал я себя препаршиво, не только из-за простуды.

Опять снилась эта «Дурунен».

Во сне мы сидели с Юрцом и Рифатом в какой-то темнице. Потом нас повели те самые капюшоны. Бежать мы не могли, да и не пытались, а я все силился спросить что-то, но рот будто заклеили. Сырость темноты заставляла ежиться, шли мы босиком и... голые.

Но стыда я не чувствовал, страха тоже, лишь безразличие. Потом нас привели в богато убранную залу, как во дворце: кровать с балдахинами, мягкие ковры, огромные окна, выходящие, казалось, вникуда.

Трон, на нем женщина в маске. В старинном платье, осыпанном жемчугами, прямо королева из сказки. Она царственно кивнула, и меня толкнули к ней. От слабости я упал и проскользил коленями по полу - ковер исчез, а пол под ним скользкий, зеркальный.

- Ты принимаешь новую власть? - спросила она. А я до сих пор не мог говорить. Потрогал лицо и... понял, что у меня уже нет рта. Под носом гладкая кожа, как на щеке.

Тогда я замычал, лихорадочно ища глазами поддержку.

Вокруг одни капюшоны: ладони впереди на поясе, головы опустили. И Юрец кивает, мол «соглашайся!».

- Похоже, ты не принимаешь власть своей королевы? - сказала она, и в трещинах-глазах маски замелькали синие огоньки.

Меня потащили куда-то под руки, им плевать, что я не могу ответить королеве из-за сросшихся губ. Но я бы и не согласился, если бы смог говорить, и, похоже, они знают это.

Штука вроде гильотины. Женщина встала, приподняла многочисленные юбки платья, и те прошелестели по трону, по ступенькам. Капюшоны подтащили меня к гильотине, но предназначена она для рубки малой головы.

Я кричу и вырываюсь, трещат плечи, выворачиваемые из суставов, а в пояснице разгорается огонь. Капюшоны подтащили меня, оттянули кожу, ледяные пальцы, и в кольцо...

НЕТ

Проснулся я от вспышки боли и вздрогнул, скидывая с себя тряпье, которым меня укрыл Рифат. В проемы окон ветер задувал дождь, сырость тут же облепила тело.

- Надо решить, что делать, - сказал Рифат, старательно пережевывая краюху хлеба, перетирая зубами как жерновами. Я вздрогнул и перевел взгляд.

- Дождь кончился. Я пойду за ними, - я шмыгнул носом и сел в «постели». - А ты, если хочешь, то можешь... можешь искать себе местечко в деревне. Или где ты там хотел.

- Она всем снится, - Рифат глядел прямо на меня. - У тебя на спине что - шармы? Я их раньше не замечал, а сегодня ты спал и это... Ну, задралась одежда. Там прям бордовые рубцы.

Я хотел отшутиться, что это мол, стигматы, но Рифат как-то слишком уж серьезно на меня смотрел.

Оля ведь тоже тогда заметила странные знаки у меня на спине, когда мы купались на водопаде. Тогда был День Первый.

Я стянул майку, и повернулся к Рифату спиной. Кожу тут же покрыли пупырышки.

- И что за знаки? - Рифт помолчал немного. Потом прикоснулся, пощупал кожу. Мне дурость всякая в голову полезла, почему-то вспомнил и другие сны: ряды голых людей, плечом к плечу, вспомнил того паренька, с лицом-пиццей. Мертвого.

- Какой-то язык может, - неуверенно протянул Рифат. - Иероглифы, блин, прям на полспины. Может, эльфийский?

- Угу, эльфийский. Причем тут вообще... Или стигматы автоматически предполагают... Ай! - я развернулся. - Да не ковыряй ты там!

- Да я слегка, - лицо Рифата излучало смесь суеверного страха и брезгливости.

- Ла-адно. Свалим мы отсюда? Тошнит уже от этих руин. И воняет здесь...

Рифат цикнул и ничего не ответил. А я натянул майку.

***

Сырость забиралась пододежду. Ветер, грязь чавкает под ногами. Уж не знаю, кого мне следует благодарить за куртку.

Не распогодилось даже к часу дня. Мы шлепали и шлепали, почти не разговаривая. Раньше тон всем беседам задавал Юрец - та еще трещотка.