Поющий на рассвете (СИ)

На паркете валялся бесполезной железякой меч, рядом, в расплывающейся луже крови — муж. Беглый осмотр показал, что красавцем ему уже не быть, такие раны даже боги не могут исцелить бесследно, да и руки придется долго лечить, ладони сожжены до костей. Но он был хотя бы жив. Тара припомнила заклинание остановки крови, набросила на Справедливость. Магия в ней осталась, это радовало. Портал тоже открылся послушно, так же и закрылся — куда-то идти пока не было сил. Кровью муж не истечет, можно и стазис набросить, вот так. А самой, наконец, выкупаться и одеться во что-то нормальное.

Когда она вернулась, умытая и переодевшаяся в платье, которое муж в бесполезной надежде покупал ей, Справедливость уже очнулся. Улыбаться ему было явно очень больно, но он все равно улыбался:

— Такая красивая, детка.

— Лечись, — Тара повертела меч в руках, пожала плечами и отправила матери.

— И бессердечная.

— Шут гороховый.

— У меня руки болят, конструкты выплетать, даже вербально.

— А я не умею лечить, только кровь останавливать, что и сделала. Так что найди среди своих восьми две наименее пострадавшие.

— А ты в порядке? — обеспокоился Справедливость.

— Я переживу. Спасибо, — она все-таки села рядом, погладила его по щеке.

Он шевелил пальцами, их — коричневые, в корке, куски прожаренного до горелости мяса — окутывало свечение, впитывалось, исцеляло, оставляя немного лоснящуюся розовую кожицу на месте отваливающихся струпьев. Следы ожогов останутся, наверное, на вечность. Под ее ладонью рана на щеке тоже затянулась, срослось разорванное веко и кожа на лбу. Вот только глаз почему-то не восстановился, видно, Безымянная взяла свою плату.

— Наденем тебе повязку, будешь выглядеть истинным воином, — Тара наклонилась, поцеловала Справедливость.

— Да какой из меня воин, — однако же, ему было приятно, а о горах трупов демонов, оставшихся в том мрачном мире, откуда спасли китсунэ, он даже не вспомнил.

— В академии тебя подождут пару часов?

— В академии без меня обойдутся, думаю, и подольше, например, пару дней.

Тара приспустила с плеча платье, обнажая перечеркнутое шрамами тело.

— Не быть мне соблазнительницей, — хмыкнула она.

— Для меня ты все равно прекрасна, Тара. И я говорил тебе это тысячи раз, — он провел ладонью по ее плечу.

Платье отправилось на пол довольно скоро. Сейчас, когда не было меча, словно стальная ловушка, прятавшего все ее чувства, Тара с удивлением обнаружила, что соитие — это не механическое движение мужчины вперед-назад с довольным сопением, и нет нужды притворяться, что это приятно.

— Надо почаще этим заниматься.

— Правда?

Ее слова вызвали прилив энтузиазма в супруге.

— Правда, — усмехнулась Тара.

— Станешь моей женой опять? Ну, то есть, мы, вроде как, не разрывали брачные узы… — стушевался Справедливость.

— Стану, — решила Тара.

— А боевку преподавать пойдешь?

— Пойду, а твоим студентам это необходимо?

— Есть несколько рас, представители которых сетовали, что у нас в академии такого предмета нет. Под клятвы о неприменении знаний в стенах академии — почему бы и нет?

— Хорошо, я согласна.

Он обрадовался, Тара это видела. Одинаково обрадовался ее согласию вернуться в семью и учить. И тут ничего не поделать было — академия была для него не просто местом работы, но и его детищем. Не так долго она существовала, всего-то около тысячелетия, он гордился ею, дорожил и старался сделать лучше, еще лучше, и еще. Что ж, она готова была помочь, теперь, когда не было собственных дел. Странно это было — хоть кричи: как это — у нее нет дел? Никого не надо убивать? Она больше никому ничего не должна? Но отсутствие меча убеждало: да, никому и ничего.

Муж принес заваренный травяной напиток и расконсервированные булочки.

— Прости, что имеется. Вечером вызову парочку духов-служителей, чтобы приготовили ужин. Или ты сейчас голодна?

— Нет, не очень. Я рассчитывала лишь на чай.

— Ты знаешь, я в этом доме не появлялся с того дня, как ты ушла…

Тара натянула платье обратно.

— Так переживал?

— Ты знаешь, что да. Ушел с головой в работу… Но я всегда знал, где ты.

— И продолжал меня бояться.

— Не тебя.

Она взяла чай, уселась в кресло.

— Но теперь все будет хорошо?

— А ты мне родишь троих детей? — он забавно приподнял бровь.

— Что, сразу? — насмешливо спросила Тара.

— Ну-у-у… Можно не сразу. Но троих — обязательно!

— Рожу, — согласилась она.