Поющий на рассвете (СИ)

— Как ты? — вопрос прозвучал неожиданно, и еще неожиданнее было прохладное прикосновение к раненому плечу, убирающее боль.

— Как и всегда, я не сломана, значит, все еще полезна моей матери. Что ты делаешь?

— Тш-ш, не дергайся, я всего лишь сращиваю сломанную ключицу. Мне вот интересно, — Справедливость скривил рот в подобии усмешки, — когда твоя мать решит, что ты сломана?

— Когда я не смогу больше убивать. Ты меня не боишься?

— Детка, я бы не хотел порезаться твоей железякой, поэтому не размахивай ею. И не дергайся, иначе кость срастется криво.

Тара усмехнулась и принялась терпеливо ждать, когда ей закончат сращивать кость и залечивать саму рану.

— Я не хочу продолжать старый спор, — ее бывший муж упорно не смотрел в лицо, только на плечо, словно ему зачем-то требовался визуальный контроль магического исцеления. — Тот, что по поводу «боюсь ли я тебя». Тебя — нет, твоего меча — да. И не говори, что вы — одно целое.

Справедливость уже не первое столетие искал способ разорвать связь Тары и ее клинка. Потому что Тару он любил, ее мать — люто ненавидел, собственный аспект в споре с самим собой не принимал во внимание категорически. Безымянная богиня прекрасно знала об его отношении, но ее это не волновало. Безымянную, как и ее сестру-близнеца, первых богинь всех миров, вообще мало что волновало. Если Справедливость сумеет лишить Убийцу Богов силы, удачи ему в этом, есть брат Тары, который займет ее место. Во вселенной всегда будет Убийца Богов. Так же как будут Боги, Безымянные Сестры и Бездна.

— У тебя еще есть земляничный чай? Я могу сделать перерыв в истреблении богов.

— И любимые твои творожники тоже найдутся.

— Тогда идем в твою академию? — предложила Тара.

— В наш дом, Тара, если ты еще помнишь, что такой был.

— Открой портал, — она убрала меч за спину, руны погасли, превращая его в обычное и ничем не примечательное оружие.

Они оба были «красавцы» — в крови, всклокоченные, хотя Таре было проще, у нее были короткие волосы, да и крови поменьше. Справедливость пробросил портал, выводящий на отдаленный, затерянный в океане Перекрестка остров, где был выстроен когда-то им самим просторный дом. Тогда он мечтал о детях, о тихих вечерах в кругу семьи рядом с любимой женой. Жизнь оказалась жестока — жена у него была, но речи о детях не шло.

— Почему не женился повторно? — спросила Тара, ставя меч в угол комнаты и накидывая сверху свой плащ.

— Потому что у меня есть ты, — не поворачиваясь к ней, он прошел к двери в купальню, парой скупых жестов заставляя дом ожить, воду — согреться, ванну — наполниться, продукты — расконсервироваться.

Тара разделась, бросив одежду прямо на пол, позволяя заклинаниям почистить ее и заштопать, спустилась в исходящую паром воду. Плечо уже не болело: муж был всегда хорош в исцелении, и что ж ему так не повезло родиться с аспектом высшего воздаяния? Справедливость и Смерть не всегда оказываются на одной стороне, как ни прискорбно сознавать это.

— Я разогрею еду и поставлю чай, наслаждайся, — улыбнулся мужчина и вышел, оставив ее в клубах ароматного пара.

А ведь надо было понять, что все не просто так. Она же всегда легко читала по его глазам и лицу… Когда по телу прошла болезненная дрожь, а потом бросило в жар, лишающий сил, Тара выругалась, помянув Бездну. Пришлось выбраться из бассейна, на это сил еще хватало, затем Тара без сил распростерлась на полу.

— Ко мне, — прохрипела она, протягивая руку.

Меч рванулся из рук Справедливости, угрожающе замерцал. Бог только крепче стиснул руки, все восемь, на рукояти и лезвии, своей силой раскаляя металл.

Тару выгнуло.

— Пе.ре…стань!

Сейчас, когда меч казался белым осколком солнечного луча, Справедливость четко видел нити связи его и Тары. Но оторвать руки от металла не мог, оставалось только одно: он поднял руки и рванул первую нить зубами. Нить дрогнула и порвалась с тихим звоном. Тара смогла вдохнуть немного воздуха, хотя боль никуда не девалась. Горело все, казалось, еще немного — и ее тело потечет каплями расплава, то ли металла, то ли плоти.

Справедливость рванул очередную нить, та, словно мстя ему, ударила по лицу, разрывая кожу и мышцы до кости, через левую глазницу. Его это не остановило. Следующие три нити рвались даже легче, словно его кровь разъедала связи. Когда лопнула последняя нить, меч перестал светиться, а Тара все-таки смогла застонать, переживая отголоски боли. В комнате что-то рухнуло, будто с крыши на булыжники уронили дубовый шкаф. Она медленно подтянулась, села, затем поползла на четвереньках, не рискуя подниматься на ноги, проверить, что там рухнуло.