Борис Мир - Данэя (СИ)

Как-то раз бабушка, Эя, застала её в слезах: Дэлия читала “Лейли и Меджнун” Низами. На экране горели страницы книги, написанные причудливой вязью, с яркими миниатюрами.

Почему-то бабушка меньше всех что-либо рассказывала Дэлии, чаще всего молча слушала рассказы других, иногда вставляя несколько слов.

– “Лейли и Меджнун”? – она уселась рядом с внучкой; они были одни.

– Бабуль, почему только ты мне ничего не рассказываешь?

– Что, маленькая? То же – что другие? У них это получается лучше, чем у меня.

– А мне всегда казалось, что ты терпеливо ждешь – когда что-то сможешь рассказать только ты.

– Ты так думаешь, девочка? Может быть. О чем бы ты хотела услышать от меня?

– О любви, бабуль.

– О любви? Что ж: ты ведь уже большая – сумеешь понять. С чего же начать мне? – взгляд её задержался на экране: – “Лейли и Меджнун” читает моя девочка. Ладно: послушай-ка о Лейли – другой Лейли, нынешней. Её история – не менее удивительна, чем древние поэмы.

И, правда: не менее! Дэлия, пораженная, слушала, боясь дышать.

... Прекраснейшая, красивей всех на Земле, и талантливейшая актриса – Лейли (тетя Лейли!) в мрачные времена, когда люди забыли любовь, полюбила – старого ученого, совершившего самое крупное тогда открытие – деда Дэлии; ей рассказал о любви, которую знали люди прежних эпох, Лал Старший.

Когда он уходил на обновление, она сказала ему на прощальном пиру...

– Разве дед...?

– А ты не знала? Ведь он же был тогда величайшим ученым своего времени. Его нынешнее тело принадлежало донору, на которого похожи лицом твоя мама и ты.

... Она сказал ему:

– Приходи обновленным – тебя будет ждать моя страсть. – И ждала его.

А он вернулся и в тот же день – нет, ночь: это была новогодняя ночь – встретился с ней, Эей, бабушкой, и их сразу связала взаимная страсть – ещё не любовь.

Лейли узнала о его возвращении и поспешила к нему, но, увидев их рядом в новогоднем павильоне – он не замечал никого, кроме нее, бабушки – не подошла к нему. А он не вспомнил о том, что она обещала ему перед операцией.

И прошло десять лет после того. Дед вместе с ней, Эей, и неразлучным своим другом Лалом готовился к полету на Землю-2. Лейли не разу не видела его – и продолжала любить, безнадежно.

Лишь перед самым отлетом произошла негаданная встреча их. На озере (“Мы полетим туда с тобой: я покажу”). Единственная, незабываемая – для нее; для него – лишь прекрасный эпизод.

Они улетели. Она ждала, почему-то надеясь на что-то. И одна из первых сумела увидеться с ними после прилета.

– Я была рада её прилету: ужасно надоел карантин. Говорила ей о Лале Старшем, но мне казалось, что она не слышит меня – лишь ждет чего-то. Только когда появился Дан, я поняла всё. Сразу.

Когда незадолго перед отлетом туда он появился утром в бассейне со следами поцелуев на теле, мне было всё равно: это было его дело, а меня – никак не касалось. А теперь – нет: он был мне дорог, бесконечно. Он – и только он: один, на всю жизнь.

Я не знала, думает ли он так же: мне стало больно от мысли, что он хоть на мгновение может быть близок с другой, как со мной. А она, Лейли, была прекрасна: красивей её я не видела никого – ни раньше, ни сейчас. И она – любила его: я видела. Она – была тогда с ним перед отлетом: мне не нужно было ничего говорить.

Я ждала: каждая клетка моя была в напряжении. Ждала и она.

– Мама, Дети сейчас придут, – сказал он, и обе мы поняли, какое место занимает каждая из нас в его жизни.

Вот так! – бабушка ладонь смахнула навернувшиеся слезы. – Слушай дальше.

– Она снова ушла – молча. И что удивительно: её любовь к нему перешла на всех нас, близких ему. Быть с нами стало для нее как воздух и свет: она была первой, испытавшей неотразимое влияние нашего примера – дети, семья. Так хотел Лал, Старший, – под его влиянием узнала она любовь.

А её любил наш сын, Лал Младший, – полюбил ещё там, на Земле-2, когда смотрел фильмы с её участием. Она встретила его там же – где произошло её единственное свидание с Дедом. И стала его женой. Она – первая из интеллектуалок – родила на Земле ребенка: тогда это был подвиг.

– И продолжала любить дедушку?

– Нет. Одно чувство перешло в другое. Нашего сына было за что любить кроме того, что он сын Дана. Наверно – не сразу. И было, конечно, не легко.

Не только тогда. Ведь она же была намного старше его, моего сына: она же старше и меня. И мысль, что ему, а не ей придется расплачиваться за это, не давала ей покоя. Она не знала, что делать: расстаться с ним, пока не поздно, или заснуть в анабиозе, чтобы сравняться в возрасте.