Почему я ненавижу фанфики (СИ)

Что-то подсказывало мне, что мама держала его на кухне как раз во избежание ночного жора.

Когда я вернулся в комнату с сосисками и наскоро замешанным пюре, часы на стене показывали два ночи. Телефон мигал диодом — я ткнул в экран пальцем и обнаружил сообщения от Даньки.

«Нам надо поговорить».

И…

«Не по телефону… давай встретимся завтра?»

Этой ночью заснуть мне так и не удалось.

========== 22 - Не по правилам ==========

Комментарий к 22 - Не по правилам

Посиделки с Никитой, атмосферное:

Скриптонит – Притон

Скриптонит – Это моя вечеринка

В фильмах всё происходит по-другому.

Звучит грустная музыка. У героя слезятся глаза, и зритель по умолчанию должен проникнуться сотню раз отрепетированным душераздирающим взглядом. На всякий случай, чтобы никто не подумал, что это момент для радости, печаль подчеркивается дождем, серыми тучами, унылыми лицами и черной одеждой. Подсказки, подсказки. Не хватает только суфлёра с табличкой «плачьте» на заднем плане.

Я не был похож на героя фильма.

Я рассекал поток людей, в спину мне светило холодное зимнее солнце, а на лице повисла странноватая неестественная улыбка. Да, пусть снаружи всё шло не по правилам и не постановочно — без пафоса, зато под внешним слоем я кипел, как котел с серной кислотой, опрокинутый на гору щелочи.

Это надолго, я знал, а потому даже не торопился. Гореть будет около часа, прежде чем реакция прекратится и останется воспаленная открытая рана. Уже тогда будет боль и та самая Печаль, но сейчас — только нестерпимое жжение злобы, а в голове, как на повторе, циклом:

— Он собирается вернуться в Испанию. И… забрать меня с собой.

— Когда?

— Через три дня.

— И… надолго?..

— Навсегда.

О нет, вспыхнул я не здесь.

Лицо Новикова было похоже на маску воина в сувенирном магазинчике. Маску, заросшую пылью, потому что хозяин трусливо сбежал, и некому было примерить её на живое лицо.

Никаких пояснений не последовало.

— Ты… ты даже не пытался его отговорить, так ведь?

Вот в чем дело. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что я прав на все сто процентов.

Он не то, чтобы поддался уговорам, просьбе или «приказу».

Он не вступал в диалог.

Вообще.

— Я не могу. Он… я обязан ему всем, что у меня есть.

Его надломленный голос, непохожий на голос того человека, с которым я имел дело всё это время, подсказал ещё один немаловажный факт — в глубине души Даня хотел этого. Он хотел уехать. По каким-то личным причинам и, может быть, уже давно, ещё до того, как мы устроили гомоцирк. И теперь, когда пришлось выбирать, брать ответственность за своё решение, он спихивал ответственность на Фелипе.

Как удобно.

— Костя… — Новиков вскочил со скамейки следом за мной. — Стой, пожалуйста… только не так. Я хочу найти способ… это уладить.

— Что уладить?

Я повернулся.

В воздухе мерцали мелкие колючие снежинки. Ветра почти не было, и они буквально парили — я такое любил. Зарождение зимы, первую прохладу.

Даню я тоже любил, но смотреть на него сейчас было больно физически.

Потому что он рвался на части. И меня рвал заодно, а всё потому, что мы уже склеились — не разлепишь одним лишь усилием воли. Я встал поперёк его мечты. Я был балластом, пусть и важным, и нужным, но, тем не менее, грузом.

— Я должен разобраться. Мне важно знать, о чем ты думаешь… — он говорил невпопад, необдуманно, и это лишь усилило мою и без того сильную ярость.

— О чем я думаю?

Ещё ни разу я не смог достойно ответить на эту фразу. Ни разу. Всё выглядело так, словно кто-то внутри брал на себя управление. Срабатывали защиты, и диалог шел по пизде.

Этот случай исключением не стал.

— Думаю, что туда тебе дорога, ясно?

Даня уверенно сжал моё запястье, и я приложил такое усилие, чтобы вырваться, что чуть не упал.

— Не трогай. Не прикасайся.

Я видел — Новиков не знал, что именно привело меня в это сложное, опасное состояние, близкое к неадекватному. Не понимал, что сам факт того, что он отложил принятие решения на потом, выбил из равновесия похлеще прямого удара. А я не мог объяснить. Дышал-то с трудом.

— Правда?

— Правдивее некуда.

Ещё несколько секунд я стоял там, в центральном парке, выпрямившись, словно в ожидании настоящего удара и собирал по крупицам то, что хотел запомнить.

Очередное странное сочетание в одежде, яркие цвета, родные до последней линии черты лица, сейчас совсем потерянного, даже уставшего.

Даня успел стать настолько важным человеком в моей жизни, что реальная возможность потерять его навсегда убила во мне все чувства. Точнее, заслонила их — не пробиться.