Каким-то чудом он всё-таки умудрился вытащить оргазм из моего тела. Пусть к концу уже не было боли и дискомфорта, я думал, что не смогу. Но Даня расстарался. Видимо, он был готов на что угодно, чтобы сгладить первое впечатление.
Дождавшись, когда я перестану выгибаться и вздрагивать, он поцеловал меня глубоким, серьезным поцелуем. Кончая, застонал один-единственный раз. И в итоге распластался на моей груди, накрыв своим мокрым, разгоряченным телом.
— Жесть… — ляпнул я, ведя неравный бой с собственной дыхалкой.
Мы затихли, пытаясь отдышаться. Я чувствовал, что сейчас начнется, поэтому копил раздражения заранее — знал, что вряд ли легко отделаюсь.
— Ты как?
Ага, вот и оно.
— Если ты намереваешься кудахтать, то заткнись сразу.
Даня выпрямился и, проигнорив мои слова, произвел предварительный осмотр на предмет травм. Я в ответ выдал настолько злой взгляд, насколько это вообще возможно в данной ситуации.
— Дерзость не вытрахалась… значит, живой, — обворожительно улыбнулся Новиков. — Я боялся… что переборщу…
— Ты переборщил, но я это переживу, — я пошевелился и, наконец, прочувствовал последствия — заболело в спине, в заднице и почему-то в ногах. — Пусти.
Слинял я самым наглым образом — молча и без нежностей. Нет, не то, чтобы мне не хотелось поворковать после секса, просто требовалась наглядность, чтобы этот придурок прекратил мандражировать на ровном месте.
Я позволил себе пошиковать: плеснул пены, по-царски набрал полную ванную и разлегся в ожидании визита. Ждать пришлось недолго.
Может быть, Даня всё-таки осознал причину моего не самого дружелюбного поведения, поэтому просто прибился к бортику, повиснув в проеме кабинки и опустив одну руку в воду.
— Тебе хоть немного понравилось?
— Да, — я тут же расслабился, заметив, что он не собирается драматизировать по второму кругу. — Но я устал. В следующий раз надо бы немного размяться, что ли?
— Предсексуальный кросс-фит? — Новиков аккуратно убрал мокрую чёлку с моего лба. Теплая вода медленно поползла по вискам — было приятно.
— Что-то вроде того… — я подставился под ласковую руку. — Сегодня надо вернуться домой. Ещё чуть-чуть полежу и… мне просто надо прийти в себя…
— Костя, я люблю тебя, — сказал Даня, прервав поток моего сознания.
Я открыл глаза.
Кто бы мог подумать, что мой лучший друг станет тем, ради кого я подамся в голубой лагерь. И уж тем более — что он тоже перебежит на другую сторону, да ещё и влюбится по уши.
Назад нам уже не вернуться, по крайней мере, прежними. Ничего не забыть. Не исправить.
Вперед и только вперед, получается?
— Это заразно.
— Любовь — хуже всякого вируса.
— Тогда я болен не меньше.
— Сердце-сердечко.
— Сердце-сердечко.
Он фыркнул и прижался щекой к бортику, предоставив мне возможность намочить ему макушку и потрепать за волосы.
— Блэкджек, если хочешь — поспи. Так и быть, прослежу, чтобы под воду не ушел. Десяти минут хватит?
— Вполне…
Я вздохнул и закрыл глаза.
Интересно…
Есть предел тому, как сильно можно влюбиться в человека?
========== 20.1 - Спэшл: скульптура ==========
«Слышал ли ты о небе, которое так давно потеряло цвет, что стало напоминать застиранную грязную тряпку?»
— Можешь глубже?
Никита задержал дыхание, пропуская горячий тяжелый член в глотку. Горло сковал неприятный спазм. Устало и безнадежно ухнуло в груди — почти неощутимая тень страха тонкой вуалью заволокла сердце.
— Вот так…
Сзади прильнул второй — пьяный и злобно-веселый, весь покрытый мелкими блестками, в ярко-красном свете напоминающими металлическую стружку.
Его ногти, выкрашенные в черный лак, грубо впились в нежную кожу ягодиц.
— Привык к такому? — весело спросил он, оценивая открывающийся вид.
Никита дернулся назад, вырываясь из цепких рук и закашлялся, согнувшись над грязным диваном. Стер слюни и подставился под торчащий член.
Головка — и та в блестках.
Фея ебучая.
Музыка долбила по ушам, грохотом давила на виски и разбивала маленькую вип-комнатку на гладкие грани.
— Неплох, — оценил стриптизёр, усилием втиснув намазанный лосьоном член в тугое колечко мышц. — Почти нетраханный?
— Иллюзия, — прошептал Никита, упираясь влажным лбом в диван.
Мир обретал объем и осязаемую плотность, жесткие толчки вбивали в тело однообразный ровный ритм. Так было лучше всего. Правильно — метаться в агонии, в приступе бессмысленного желания, царапая изнутри внутреннюю пустоту.
Читать дальше