Почему я ненавижу фанфики (СИ)

Напрочь игнорируя мой истерический смех, Даня продолжил вживаться в роль, заламывать руки и изображать нечто среднее между Пьеро и грустным клоуном.

— Только вот я чертовски офигенный, — признался он. — Я умный, веселый, обаятельный и заботливый. Я просто душечка. Но хуй определенно всё портит.

— Значит, к черту его, Костенька, — просипел я.

— Но ведь тогда я перестану быть собой. И совсем без минусов стану заносчивым засранцем.

— Так хуй тебе мешает или нет?

— А мы про который хуй сейчас говорим?

Меня разорвало. Я сдерживался, правда пытался, но не выдержал — захлебываясь смехом, сполз с дивана и уткнулся в колени лицом.

— Сука ты, — выдавил я. — В депрессию впасть не дал, а так хотелось.

— Что мне сделать, чтобы окончательно выбить из тебя эту дурь, а?

Я прислушался. Никаких признаков Риты не уловил, что очень странно. Походу, она тоже спала подольше в выходные.

Данька встал, начал вертеться-кружиться, якобы изображая меня, чем-то одухотворенного. Навертелся так, что свалился на пол и растянулся на ковре звездочкой.

— Я придумал. Я отвоюю у тебя пятно, как территорию. Когда оно не будет тебе принадлежать, всё наладится.

— Варвар.

Даня отскребся от пола, сел передо мной на корточки. Я попытался стереть хуй с его щеки, но весь — не смог. Яички были расположены слишком близко к глазу.

— Жаль, я не знаю твоего отца лично. Я бы пожал ему руку, потому что не хочу, чтобы ты менялся. Эгоистично не хочу.

— Познакомлю, когда помиримся.

— Давай представим, что сегодня ты удалил своё пятно, — он протянул руку и, убедившись, что я не собираюсь отстраняться, коснулся моей щеки. Эффект был сродни поднесенной к огню спички. Загорелось моментально.

Отчаянно краснея, я отвел взгляд.

— И?

— Что изменится? Твоя жизнь сделает кульбит? У тебя появится свой гарем? Ты разбогатеешь или станешь гением? Нет. Даже люди не перестанут тебя разглядывать.

Смысл был. Смысл был такой, что меня придавило мраморной плитой, и я задыхался. Не хотелось отступать — но Даньке я проигрывал, проигрывал безбожно…

Он погладил пятно большим пальцем и сразу убрал руку. В последнее время часто так делал — касался-отстранялся, боясь реакции, но всё-таки рискуя.

А меня вело от его прикосновений. Вело неумолимо, безжалостно, со страшной силой. Думалось: он парень, как я. Виделось: он парень, черт возьми, парень. Самый настоящий!

Чувствовалось: можно. С ним — можно. Только с ним.

— Я вижу, как ты растерян, — тихо сказал он. — Можешь не отвечать. Подумай сначала. Как смотришь на то, чтобы прогуляться? Я отведу тебя кое-куда.

Я кивнул, не в силах произнести хоть что-то вразумительное. В основном потому, что в голове стоял шум, а взгляд соскальзывал на ключицы Новикова.

Меня начинало нервировать его полуобнаженное тело.

Огромное заброшенное здание зияло провалами-окнами, таинственное и тихое, словно уснувшее, застывшее во времени и пространстве.

Я пребывал в восторге. Мне такие места нравились до дрожи, к ним влекло и тащило, как кошку — к теплым батареям. Особенно к заброшкам, обделенным вниманием всяких странных личностей и бездомных.

Данька ловко поддел дверь пальцами и буквально вытащил её наружу. Пахнуло сыростью, лицо тронул слабый сквозняк.

— Круто, — восторженно выдохнул я, первым ныряя в проход.

Это был заброшенный офис. Почти вся мебель, предметы обихода и прочее давно вытащили, но коробочка стояла целехонькая.

Достав фонарик, Даня побрел к выбеленной известкой лестнице.

— Самый смак на крыше, — сказал он. — Пойдем.

Мы взобрались наверх и вскоре оказались на чистой бетонной площадке. Тут даже ограждений не осталось — всё убрали, и город вдалеке выглядел изумительно.

Даня извлек из рюкзака пару газет, кинул на небольшой клочок бетона, чудом оставшийся сухим, уселся. Поставил перед собой две бутылки пива.

— Просто расслабься.

Я сел рядом.

— Ты прав, ничего не изменится, — вздохнул я, свинчивая крышку. — Фундаментально — нет. По мелочи. Но мелочи и составляют нашу жизнь, так?

— Поверь, люди будут думать что-то о тебе вне зависимости от того, насколько ты необычный. Допустим — ты самый красивый парень в мире, у тебя нет изъянов. Ты на вершине. Звездень мирового масштаба, — Данька расстегнул молнию куртки и глотнул пива. Я неосознанно проследил движение острого кадыка под смуглой кожей. — Ненавидеть тебя будут все. Никто, кроме родных и любимых людей не будет рад твоим победам. Такое великолепие — обратная сторона полной ничтожности. Вот что я думаю.