Почему я ненавижу фанфики (СИ)

— Выкинь мусор, — как-то попросила мама, тыкая пальцем в дисплей мультиварки.

— Пошли, сын, — серьезно кивнул батя, вытащив меня из анналов интернета.

— Куда? — не понял я, прослушав разговор и приняв его серьезное лицо за чистую монету. Даже из-за стола встал.

— Внимательность, — заметил папа и улыбнулся так, что пятно съехало в лучинки глаз. — Интернет делает из охотников несчастных жертв. Я начинаю бояться за человечество. Вот так уведет кто-нибудь парня под венец — не заметит же.

— Чё-ё-ё-ё? — всё еще недоумевал я.

— Этот мусор нам ещё пригодится, Андрей, — рассмеялась мама. — Еще два курса, и он сам себя отсюда вынесет. Я про этот.

И указала на свежезавязанный узелком пакет.

Короче, своеобразные у меня были родители.

Тема семьи захватила мою голову целиком и безраздельно. Я думал о Даньке и о том, что хочу знать подробности. Если честно, я хотел знать всё. Хотел убедиться, что этот человек тот, за кого себя выдает, потому что он нравился мне весь, целиком и полностью. Но ведь даже у него должны быть минусы. Настоящие, отвратительные человеческие слабости?

Я хотел увидеть их, прежде чем дать себе ответ на вопрос, хочу ли чего-то большего. Некрасивая была мысль, но возникла она не на пустом месте — из страха неудачи. Я страшно боялся всё разрушить. И был уверен, что из-за моей придирчивости всё пойдет по пизде.

Шанс проверить Даньку на терпение представился довольно скоро — в воскресенье.

Я притащился к нему без разрешения и самым жестоким образом вытащил из кровати в восемь утра. Он открыл дверь лохматый, в одних семейниках в шотландскую клетку, офигевший и, сонными глазами осмотрев мою хмурую физиономию, без вопросов пропустил в коридор.

— Что случилось? — спросил он.

— Хрень, — признался я.

С меня не капало — лилось, поскольку выскочил я в первом, что попало под руку, а этим предметом оказалось пальто без капюшона.

— Проблема даже внимания твоего не стоит, если честно, — прошептал я, прислонившись спиной к стене и забыв даже о Рите. — Сам не знаю, зачем пришел.

— Ты весь промок, — вздохнул он. — Я пойду умоюсь, а ты пока раздевайся. Потом всё расскажешь.

И скрылся в глубине квартиры.

Рита вышла из дальней комнаты, процокала по полу, облапала пристальным взглядом мою истекающую дождевой водой фигуру и, чудо чудное, ушла обратно досыпать.

Через полчаса я сидел в спальне Новикова, на сложенном диване, сгорбившись над чашкой горячего чая и с накинутым на голову полотенцем.

— Рассказывай, — сказал Даня, подъехав ко мне на своем шикарном кожаном кресле на колесиках.

— Я с отцом поругался, — начал я, сделав крупный глоток и отставив чашку от греха подальше. — Мама сказала, что нашла врача, который готов взяться за моё лицо. Но обмолвилась, что придется подписать соглашение о том, что какими бы ни были последствия, я отказываюсь от претензий. Я спросил, какие последствия он пророчит. Потеря зрения, воспаление нерва при неудачной операции или неправильном уходе… в принципе, то же самое, что я слышал у тех врачей, которые отказались.

— Ты согласился? — я ожидал услышать насмешку, но Данька слушал очень внимательно и спокойно.

— Отец запретил. Он очень редко бывает так категоричен — вышел из себя, когда я начал спорить. Сказал, что не позволит лечь под лазер, даже если это возможно. И что случиться может что угодно, и вообще… мы вспылили.

Данька положил ладони на мою голову и осторожно начал двигать полотенце туда-сюда, подсушивая волосы. Я почувствовал себя маленьким ребенком, только что вернувшимся из детского садика.

Было приятно.

— Если бы я мог что-то решать, я бы тоже был против, — сказал он. — Это действительно настолько важно, что ты готов рисковать?

— Я не могу просто забыть об этом. Извини, что поднял так рано, ага? Просто не знал, куда себя деть. Скоро пойду…

— Так, стоп.

Отодвинув стул, Даня двинулся к компьютерному столу и залез в ящики. Достал что-то — я не смог увидеть с такого расстояния. И ушел.

Когда он вернулся, я мигом забыл о печали. Да вообще обо всём.

С левой стороны под глазом Данька маркером нарисовал небольшой хуец.

— Меня зовут Константин Тесаков, — грустно забормотал он, усевшись обратно в кресло и пригладив челку на бок. — Я очень зависим от мнения окружающих.

— Вот же говнюк, а, — заржал я.

— Понимаете, доктор, у меня на лице хуй, — трагично вещал Данька, чуть сутулясь в моей манере. — Люди думают, что я забор. Это очень мешает мне жить.