Почему я ненавижу фанфики (СИ)

Я впервые увидел шрам целиком. В универе на физ-ре Даня бегал в длинных спортивках, а в раздевалке переодевался в дальнем углу, стоя так, чтобы народ не заметил.

Шрам рассекал ногу сбоку, но четко посередине, лишь слегка сворачивая у лодыжки. Это была широкая белесая линия, расчерченная ровными тонкими полосками «штопки», которая, судя по четкости, выполнялась неоднократно и в одни и те же места. Ближе к колену шли следы от скоб и какие-то странные точки, видимо, от металлических каркасов.

Я заметил, что правая нога чуть ровнее, чем левая. Восстановить природную форму так до конца и не удалось. Чудо вообще, что врачи смогли её сохранить.

Даня держал руки в карманах и выглядел странно-непривычно — слегка ошалевшим, словно подвыпившим. Хотя пьяным он был ещё дурнее и веселее, чем трезвым, так что моё наблюдение не совсем верно.

— Чай не сделал, — заметил он.

Неловкость, которая буквально витала в воздухе, меня подстегивала. Это странно, но я уже ничему не удивлялся.

— Я не чаи распивать пришел. Давай уже, садись.

Ритуся неизменно прибыла на звук голосов через пару минут и задышала в щель под дверью. Как раз тогда, когда я опускался перед Новиковым на колени.

— Сердце-сердечко, по что ты так неугомонно, — ляпнул этот идиот. — Я никому и никогда не позволял это делать, так что…

— Не волнуйся ты так, я буду нежен.

— Провокация номер четыре!

— Давай рассказывай уже.

Закатав рукава пуловера, я тронул Новикова за коленку.

— Там… — легкая хрипотца пробилась в голос, и Данька прочистил горло. — Под коленом, где шрам начинается, есть ямища. С того места надо тянуть вниз, продавливая, так, чтобы чувствовалась кость. Всеми пальцами.

Я положил ладони на указанное место. Он вздрогнул и хохотнул так, что сердце зашлось даже у меня.

— Чего пальцы холодные? Кровь стынет в жилах?

— Нет, я лягушка, блядь, ква-ква, — я старался не обращать внимания на его напряжение и сделал, как сказано — придавил мышцы и потянул вниз, осторожно, медленно. Отец иногда просил меня размять ему плечи, так что я имел опыт работы мануальным терапевтом. — Тебе не больно?

— С ней уже… такое творили, что… нет, не больно, вообще.

Под кожей прощупывались рубцы. Длинные и короткие уплотненности, какие-то небольшие углубления. Это было жутко — сколько боли ему пришлось вынести, представить страшно.

— И так несколько раз, пока спазм не уйдет. Можешь посильнее, мне не больно, — уперевшись локтем в стол, Данька прикрыл глаза ладонью. — У лодыжки сжимать не надо, там самое хрупкое место, просто… помять.

Я старался придерживаться всех указаний и разминал ему мышцы минут десять, так что успел распереживаться и успокоиться раза три-четыре. В процессе Новиков пару раз тяжело сглатывал. Сбивалось ровное дыхание почти незаметно, но я был сосредоточен на нем, зная, что, если Даньке неприятно, он ничего не скажет.

— Угу. Всё. Ты и впрямь нежный, кто бы мог подумать.

— А что, я похож на жестокого тирана? — вот теперь чай был очень кстати, потому что мне надо было заняться хоть чем-то.

— Что-то есть в твоих хмурых бровях. Ох… спасибо, Кость. Ты отличный друг. Самый классный в мире.

— Тебе правда никто раньше этого не делал, кроме врача? — я включил чайник, достал чашку и так резко открыл сахарницу, что чуть не опрокинул плашмя. Сахарная крошка зашуршала по столу. — Блядь.

— Не-а. Да никто раньше и не замечал, что у меня что-то болит. Я ж говорю — ты точно экстрасенс. Правда, чтобы обрести известность, тебе придётся сменить фамилию на что-то более таинственное и мрачное. К примеру, на «Ведец» или «Ванга».

— У тебя на лице всё было написано, что тут замечать…

Чай дымился, а я вытирал сахар, с тоской поглядывая на полупустую раковину. Дело в том, что дома посуду мыл я — и тратил на это порой кучу времени, потому что мама питалась семь или восемь раз этими своими маленькими порциями, а контейнеры спихивала целыми кучами. Папа за губку не брался по причине фатальной рукожопости. Думаю, останься он один, у него в раковине завелись бы крокодилы.

Так что я был кухонным негром лет так с пятнадцати и автоматически брал на себя всякое такое дерьмо, где бы ни находился.

Данька, похоже, пользовался одной тарелкой целую неделю и бросал в раковине до следующего раза. Благодать, да и только, никаких хлопот.

Мысль мне пришлось остановить, потому что Новиков встал, подошел в упор и положил руку на столешницу, слегка прижав меня с одной стороны.