Степан Макаров - «Ермак» во льдах

24 июля (5 августа). В 5 часов утра ушли вместе с пароходом «Вирго». Опять спустили предупредитель, и он прошел по 15 саженям глубины, не задев за грунт. Наблюдения температуры и удельного веса воды на поверхности ведем каждый час, для того чтобы яснее судить о распределении удельных весов вблизи ледников. После полудня, обогнув остров Принца Георга, повернули к северу. Ветер посвежел; «Вирго» стал отставать и потому уменьшили ход до малого. В 3 часа сделали станцию.

25 июля (6 августа). Утром ветер по-прежнему от N, с сильно обложенным небом. «Вирго» за ночь отстал настолько, что не был виден, хотя «Ермак» целую ночь шел тихим ходом. В 7 часов 30 минут показались первые обломки льдов.

В 8 часов утра остановились, привели ледокол кормой к ветру и произвели гидрологические наблюдения на глубинах. После этого драгировали, но никаких организмов не получили.

В 10 часов вечера, передав на «Вирго» почту и несколько бочек цемента для постройки знака вековой марки в бухте Адвент, мы пошли далее на север, и в 11 часов начали встречаться более крупные льдины, почему повернули на NNE. В 12 часов число льдин увеличилось; сделал сигнал «Вирго», чтобы он остановился, после чего легли на истинный N. В дневнике я записал следующее:

По мере хода судна лед увеличивается, и поля становятся большего размера с меньшим количеством каналов. Ход держим малый, около 6 узлов, но и при этом ходе удары очень сильные. Дело в том, что малый ход все же дает большую скорость. Велел малым ходом считать 40 оборотов машин, потом уменьшил еще, приказав боковым машинам на малом ходу держать 30 оборотов. При таких условиях ход все-таки достаточно велик. Трюмный машинист все время осматривает носовое отделение; он говорит, что огромная разница с тем, что было прежде, что корпус не так дрожит.

В следующий раз Перский доложил, что в некоторых заклепках показалась небольшая течь. Туда пошел Гольстон и по выходе сказал, что это ровно ничего не значит и не может препятствовать дальнейшему плаванию. К 6 часам лед стал гораздо гуще, а в 7 часов мы приспустили марс и с марса выбирали путь, причем казалось, что впереди прохода совсем нет. Тем не менее, двигались вперед, идя то щелями, то проламываясь напрямик. В 7 часов вечера я, пообедав, вышел наверх и подсменил командира. Прошли несколько небольших торосов, которые легко развалились, но местами встречаем такие льдины, при ударе о которые обнаруживаются сильные толчки на корпус судна. В 8 часов, идя по трещине средним ходом, увидели впереди перешеек, состоящий из тороса.

Уменьшили ход до малого, но судно не успело потерять забранного хода и ударилось со скоростью около 5 узлов. Удар пришелся в правую скулу; нос отбросило влево, и судно от удара сразу остановилось, хотя продолжало понемногу раздвигать льдины. Командир с Перским пошли в носовое отделение и когда приблизились к новой большой горловине, то увидели, что из нее выступает вода. Они вдвоем бросились закрывать горловину, что и удалось сделать. Внизу закричали, что вода прибывает, почему дал задний ход, подошел к левой льдине и ошвартовался. Всего от полудня до остановки пройдено льдами 32 мили.

Горловина была открыта для того, чтобы осматривать отделение, и в случае, если бы командир не закрыл ее, то наполнился бы носовой трюм. Но это никакой опасности для судна не представляло, хотя могло подмочить некоторое количество провизии, если бы не поспели своевременно наполнить кормовое отделение для уменьшения дифферента. Далее в дневнике я записал:

Пустили в ход спасательную помпу, но она убавила воду лишь на полтора фута. В переднем трюме вода прибывала через водомерную трубку, которую сломало на качке раскрепившейся ледяной шлюпкой. Трубку забинтовали, а воду из переднего трюма выпустили в переднюю машину через вновь поставленные в Ньюкасле клапаны и выкачали. Подвели пластырь, но он не мог пристать к борту, потому что в этом месте судно имеет фасон, который отводит пластырь в сторону. Спустили водолаза, он исправил пластырь; крикнули с палубы, что вода сильно убывает; я отпустил всех, но потом оказалось, что вода по-прежнему убыла лишь на полтора фута. Это было в полночь; все устали, и я решил отложить до утра.

Еще часу в десятом вечера я сходил на лед, чтобы осмотреть торос, о который мы ударились. Он состоял из 2–2 1/2-метровых глыб, но книзу шел на большую глубину. Лотом и крючком доставали лед на глубине 7,3 м, и казалось, что нижняя глыба толще, чем верхняя, и лежат они плотно одна на другой. Бурение было отложено до другого дня, но потом торос унесло. На глаз казалось, что по сравнению с опущенным лотом нижняя кромка льда находится на глубине 8 м. Пробоина образовалась оттого, что удар пришелся в вертикальную часть борта над валом переднего винта.