Преобразилась Пигаль, которая для нескольких поколений командированных являлась именем нарицательным. На бульваре Клиши запретили парковку автобусов, из которых выгружались туристы, чтобы подняться на Монмартр, а заодно посмотреть и на распутство. Теперь это скорее остатки распутства. Оно не растворилось внезапно за ночь, а делит территорию с племенем молодым и незнакомым, добавляя прелести магазинам биопродуктов, мастерским, старым кафе, отреставрированным с сохранением прежнего интерьера и взятым в управление поколением, которое со здоровым юмором относится к соседству с пип-шоу.
Или пройдемся по одной из самых жизнерадостных улиц города — рю дю Фобур-Сен-Дени. По существу это маленькая Турция. Но стоит только закрыться здесь какой-нибудь типичной восточной лавке, как ее место мгновенно занимает совершенный «инопланетянин» в виде модного бара, вечером и в обед битком заполненного молодыми людьми, при том что в округе нет ни университетов, ни школ.
Социологическая, национальная среда отдельных кварталов размывается на глазах, тем удивительнее, что в городе до сих пор еще можно обнаруживать следы присутствия профессиональных сообществ, например, выходцев из департаментов в центре страны — Оверни, которые когда-то держали большинство ресторанов в городе. Некоторые потомки тех, кто перебрался в Париж более ста лет назад, до сих пор передают бизнес по наследству, сохраняя семейственность, выпускают даже газету, объединяющую общину.
Отступая от темы сравнений «что было и что осталось», хочется сказать, что повседневная жизнь состояла из незначительных жестов, которые было приятно брать на вооружение. Купить сразу карнэ. Выпить кофе у стойки. Рассчитать, сколько монет оставить официанту. Вступить в диалог с аптекарем, которые во Франции, кажется, обладают знаниями на уровне хорошего врача. Попросить эклер с кофейным кремом в булочной и смотреть, как его тщательно заворачивают, не жалея тонкой бумаги, словно подарок для торжественного случая, хотя это всего лишь небольшое пирожное, которое ты намерен тут же съесть, выйдя на улицу. В той же булочной прислушиваться к тому, как люди, дождавшись своей очереди и подойдя к прилавку, просят продавщицу выбрать им багет именно определенной румяности. Ухо привыкало слышать реплики, которые укрепляли чувство стабильности в жизни и веру в неизменность «институтов». Как, например, тот момент в гостинице любого уровня, когда к вам обращались с вопросом: «Qu’est-ce que vous prenez au petit déjeuner?» («Что вы будете на завтрак?»).
В парижских кинотеатрах работали специальные служительницы, которые встречали вас у входа в зал и провожали до места. Им надо было подчиниться. Если же сеанс уже начался, то они освещали проход вниз по ступенькам в зале фонариками — за эту услугу им полагалось дать несколько франков.
Статус самих кинотеатров понизился, они потихоньку вымирают. Например, уже несколько лет как не существует «Триумф» на Елисейских Полях, в котором больше десяти лет подряд шла легендарная «Эммануэль». Василий Аксенов замечательно описывает такую парижскую сцену: «Между тем наступал волшебный парижский час: ранний вечер, солнце в мансардных этажах и загорающиеся внизу, в сумерках витрины, полуоткрытый рот Сильвии Кристель над разноязыкой толпой, бодро вышагивающей по наэлектризованным елисейским плитам ».
Наверное, «аксеновский» электрический заряд отчасти ушел в землю; с главной улицей — свои проблемы. В 1990-е горячо дебатировался вопрос, надо ли разрешать открывать на Елисейских Полях американский фастфуд, сейчас спор на эту тему устарел. С пеной у рта протестовали против Макдоналдса, зато тихо-тихо получили «Старбакс» на верхушке Монмартра или рядом с площадью Одеон, где никогда не было недостатка в местах, чтобы попить кофе. При этом встречал в британских газетах письма англичан, протестующих против сетей: как здорово, что во Франции нет сетевых кофеен.
С Полей ушел парижский шик в хорошем смысле слова, а пришла в основном такая коммерция, у которой понятие родины срезано с этикетки. Прочел где-то, что весь центр города все больше и больше напоминает ряды магазинов дьюти-фри в аэропортах. Кстати, с самой «красивой улицы мира» исчезла эмблема Аэрофлота. Место для нее было стратегическим. Думалось, что, несмотря на смену строя в Москве, она, вместе с мозаичным портретом Ленина работы Леже, выставленным внутри, вписана в пейзаж навечно. Сейчас в бывшем офисе нашего национального перевозчика торгуют одеждой и обувью фирмы «Aigle». На Полях по-настоящему приятно только ранним утром.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу