Дмитрий Якушкин - Парижские истории

Поэт Поль Валери в речи, посвященной памяти другого писателя — Анатоля Франса, — позволил себе такую сентенцию: «Как мучительно видеть эти стопки книг, парапеты философских трудов, которые выстраиваются на набережной, эти мильоны томов и брошюр, скопившихся на берегах Сены, будто обломки после интеллектуального кораблекрушения».

В Лондоне я зашел как-то в большой антикварный книжный магазин недалеко от Пикадилли и спросил, есть ли у них книга Гертруды Стайн «Париж». Мне принесли издание 1940 года за 175 фунтов. Почему так дорого? Продавец объяснил: потому, что сохранилась бумажная суперобложка того времени, а многие люди, как правило, снимали их и выбрасывали.

В «Париже» Гертруда Стайн написала о том, как чувствовали себя американцы, эмигрировавшие в Европу: «Причина, по которой мы все органично вписались в жизнь во Франции, состоит в том, что хоть эта страна и имеет научные разработки, и применяет машины, и использует электричество, в ней не считают, что всё это имеет отношение к тому, как надо жить. Жизнь состоит из традиций и человеческой натуры».

Вступая в разговор с букинистом, ты берешь на себя некоторое обязательство приобрести у него хотя бы что-нибудь. Купить книгу на набережной — не совсем то же самое, что и в магазине. Все удовольствие в необязательности этого шага. У тебя полная свобода выбора, надо прислушаться к интуиции. Потом будешь помнить, что и где купил.

В Люксембургском саду и в других парижских парках за стулья надо было платить, а ходить по лужайкам запрещалось. Это не увязывается со сложившимся образом Парижа как города вольных нравов, но французское общество еще относительно недавно было достаточно строгим, традиционалистским и патриархальным. Женщинам, например, не разрешалось открывать счета в банке, студенткам — носить брюки, а события мая шестьдесят восьмого года отчасти вспыхнули как протест против разделения студенческих общежитий на женские и мужские.

В середине восьмидесятых хорошо знающий город журналист Александр Игнатов предупреждал меня, что я уже не встречу в реальной жизни определенных парижских типажей — например, владельцев семейных ресторанов (тех самых, где среди прочего ты ожидал увидеть столы со скатертями в красно-белую клетку), мелких ремесленников. Эти профессии постепенно вымывались под напором арендных ставок, изменений в образе жизни, из-за появления крупных торговых сетей.

Увлеченный городом, я недооценивал эти потери, но через несколько лет сам оказался в положении человека, у которого накопилось немало собственных наблюдений о том, что ушло из городской жизни за последние двадцать с лишним лет и отличало Париж от других европейских столиц.

На Сене почти исчезли воспетые импрессионистами грузовые баржи, которые базировались в промзоне на востоке города. Во Франции с ее разветвленной системой каналов, соединяющих судоходные реки, существовала особая профессиональная каста речных перегонщиков.

Мне жаль, что не будет больше желтых передних фар — по ним всегда можно было определить, что машина из Франции. Раз нет фар, то уже не увидеть ночью впечатляющую картину: поток автомобильных желтых огней, спускающихся от Триумфальной арки. И номера на машинах другие, теперь они стандартизированы согласно европейским требованиям, а раньше по форме, цвету, шрифтам можно было сразу определить, из какой страны машина.

Изменилась мелодия сирен у полиции и «скорой помощи», у них был свой характерный звук, который напомнит фильмы с участием Фантомаса. Я еще застал время, когда на некоторых маршрутах ходили автобусы с открытыми задними площадками. Стоя на такой площадке, Анук Эме из «Мужчины и женщины» пересекает Елисейские Поля. В это время герой Трентиньяна участвует в автомобильных гонках.

Остро чувствуешь малейшие перемены в метро — изменение запахов под землей, исчезновение электронных карт-схем линий, которые высвечивали оптимальный маршрут после нажатия кнопки с названием нужной станции (по-видимому, к ним перестали выпускать запасные детали).

Или кафе. В городе по-прежнему их очень много, но внимательный глаз отметит, что стало больше таких, которые по стилю подходят Нью-Йорку или Копенгагену и не несут отпечатка парижской исключительности. При этом некоторые потери происходят буквально на глазах: на углу бульваров Сен-Жермен и Сен-Мишель закрылось большое кафе, которое фигурировало на заднем плане многих черно-белых фотографий, сделанных во время событий 1968-го года и строительства на бульваре баррикад. Теперь это сетевая пиццерия.