Билл Брайсон - Прогулка по лесам

Когда я проснулся, все было тихо, так тихо, что я забыл, где я. Кусок пластика передо мной отошел от проема на метр, и через него сочился слабый свет. Снег был выше порога на два сантиметра, он плотным слоем покрывал нижнюю часть моего спальника. Я потряс ногами, чтобы сбросить снег. Джим и Хит уже копошились, а Кац крепко спал. При этом одна его рука лежала на лбу, а рот был широко открыт. Еще не было и шести.

Я решил провести разведку и понять, насколько все плохо. Я немного замешкался на пороге, а потом спрыгнул прямо в сугроб. Тот оказался настолько глубоким, что я увяз по пояс. Снег проник под одежду и коснулся голой кожи. От этого ощущения я вытаращил глаза. Я протолкнулся к поляне, где было чуть менее глубоко – но только на чуточку. Даже под сосновыми зонтиками на поляне снега было по колено, и через него было сложно пробраться. Но куда ни глянь, все поражало воображение. Каждое дерево было облачено в толстую белую шубу, на каждом пне или булыжнике красовалась изящная снежная шапка, везде царило такое безупречное, бескрайнее спокойствие, которое можно встретить только в чаще леса после сильного снегопада. То там, то сям огромные снежные глыбы спадали с веток деревьев. Кроме этого не было слышно ни звука. Я пошел по дорожке, ведущей к тропе. Надо мной нависали ветки, согнувшиеся под тяжестью снега. Тропа казалась мягким пуховым одеялом с голубым отливом, стелющимся под тоннелем из согнутых рододендронов. Снег выглядел глубоким и предвещал трудный путь. Я прошел на пробу пару метров. Это было действительно непросто.

Когда я вернулся в приют, Кац уже проснулся и медленно двигался под звуки своего обычного утреннего ворчания. Джим изучал свои карты, которые были намного лучше моих. Я присел рядом, и он подвинулся, чтобы мне было удобнее смотреть. Мы были в десяти километрах от Воллас-Гэпа и от старой доброй асфальтированной дороги – трассы 64. Через полтора километра от дороги находился частный кэмпинг «Рейнбоу-Спрингс», там были душевые кабины и магазин. Я не знал, каковы шансы пройти одиннадцать километров по глубокому снегу, и не был уверен, что кемпинг будет открыт в несезон. Но было ясно, что снег не собирается таять в ближайшие пару дней, и нужно куда-то двигаться. Лучше всего это сделать сейчас, когда ветер утих и стало относительно спокойно. Черт знает, когда начнется следующая буря, которая может окончательно нас сломить.

Джим решил, что они с Хитом пару часов будут идти вместе с нами, а потом свернут на дорогу под названием «Лонг-Бранч», которая резко спускалась по ущелью на четыре километра и выходила на парковку, где они оставили свою машину. Он уже несколько раз ходил этой тропой и знал, что от нее можно ожидать. Однако мне было как-то неспокойно на душе, и я взволнованно спросил, действительно ли он считает, что им нужно сходить с основной тропы, не понимая, какая там обстановка, ведь никто не сможет им помочь, если они с сыном попадут в беду. Кац, к моему облегчению, согласился со мной.

– По крайней мере, на Аппалачинской тропе всегда есть люди, – поддержал он. – Вы не знаете, что может с вами случиться на той дороге. – Джим задумался и ответил, что они повернут обратно, если дела будут настолько плохи.

Кац и я заварили себе по чашке кофе, чтобы согреться. Джим и Хит поделились с нами овсянкой, что еще больше взбодрило Каца. Затем мы все вместе двинулись в путь. Идти было трудно и вдобавок еще и холодно. Тоннель из рододендронов, который так маняще выглядел со стороны, при каждом соприкосновении с рюкзаками обрушивал снежные пласты на наши спины и шеи. Мы договорились идти первыми поочередно. Первому всегда тяжелее всего, ведь ему приходится протаптывать путь себе и другим через глубокий слой снега.

Дорога Лонг-Бранч, когда мы до нее дошли, оказалась крутым спуском меж склоненных сосен – слишком крутым, как мне показалось, но вернуться обратно на главную тропу было просто невозможно. Мы с Кацем попросили своих спутников одуматься, но Джим ответил, что ниже дела обстоят намного лучше и что там есть указатели, убеждая нас, что с ними все будет в порядке.

– А знаете, какой сегодня день? – ни с того ни с сего спросил Джим и, судя по нашим тупым взглядам, решил ответить сам: – Двадцать первое марта.

Мы все так же тупо глазели на него.

– Первый день весны, – сказал он.

Мы улыбнулись такой иронии судьбы, пожали руки и, пожелав друг другу удачи, разошлись.

Мы с Кацем шли еще добрые три часа, беззвучно и медленно продираясь через холодный белый лес. Примерно в час дня мы дошли до старого шоссе 64, одиноко тоскующей на пенсии дороги, ведущей через горы. Она не была расчищена, но следов от колес на ней видно не было. Снег начал опять картинно и уверенно падать. Мы направились в сторону кемпинга и прошли уже где-то около полукилометра, когда за нами послышался рев машины, аккуратно прокладывающей себе путь через заснеженную дорогу. Мы оглянулись и увидели позади себя огромный джип. Окошко водителя открылось. Это были Джим и Хит. Они специально приехали, чтобы показать, что у них все в порядке, и удостовериться, что у нас дела не хуже.