Гульжиан Садыкова - Поверь в свою звезду!

Она помнила все! Очень радовалась и плакала, пела долго все свои любимые татарские песни, и даже было слышно и понятно, что бабуля умудрялась на радостях плясать, и это все притом в сто с лишним лет!

У тетушки мы пробыли чуть меньше месяца, тогда я поняла, что никто мне не сможет помочь, надо самой пробиваться по жизни. На Украине мне не светили, ни работа, ни жизнь, да и вообще ни какого будущего.

И как теперь я понимаю, думала я тогда правильно. Ох, как сложно теперь, в нынешних условиях выживать Зое, там, уже далеко не в советской Украине.

За проведенное в Харькове время, мы с бабушкой много общались, вспоминая все хорошее; о том, как ходили вместе в кино на арабские и индийские фильмы, как часто я писала под ее диктовку письма родственникам, так как она, в свое время, была обучена только арабской грамоте, как ходили к ее подругам татаркам, и о ее твердых позициях – всегда стоять на моей стороне. Даже первые навыки на кухне я тоже познала от нее, когда бабушка попросила меня, тогда еще наверно первоклашку, почистить две картофелины, что оказалось для меня очень мучительным и неприятным делом. Даже не зная, как правильно держать нож, но с горем пополам, я все – же почистила один клубень, а от запаха крахмала, не понравившегося мне, очень разболелась голова. После, не раз предстояло наблюдать, как бабуля готовит альбу – смесь обжаренной муки с сахаром и маслом, на мой вкус, очень славной. Также вместе с ней готовили неудачные петушки, и я пару штук несла в школу, чтобы похвастать перед ребятами, хотя у других деток всегда были деньги на буфет. Мне же тайком, иногда приходилось приносить с собой в стареньком затертом портфеле, с пуговицей вместо застежки, обычный кусок хлеба, который, с неким стыдом съедался втихушку. Хотя, однажды, одна из сестер – тройняшек нашего класса, будучи из семьи обеспеченной, заметив мое «занятие» стала смеяться надо мной и унижать, будто я чуть ли не нищенка и ем хлеб вместо булочек. С тех пор появилась настойчивость просить у мамы 10-20 копеек, так как мое осознание принуждало меня к тому. Иногда удавалось скопить копеек 30 и спрятать в портфеле, с надеждой, что дома они не пропадут. Сколько же было слез и обид, когда однажды мои сбережения спер старший брат, как в порядке вещей, даже не оправдываясь, как будто я ноль, меня просто нет! Родители тогда его не ругали. Мама спокойно возместила мне мою пропажу…

…Из Харькова мы с сынишкой уезжали глубокой осенью, на поезде, с большой тоской на душе. Было очень тяжело расставаться с бабушкой, а помочь ей я не могла.

Брат Артур, вообще был человеком беспечным и эгоистичным, я где-то в глубине души подумывала, что хоть он поможет перевезти бабушку в Казахстан, но не тут-то было.

Отец мой к тому времени сам уже был стар и бессилен, единственно, что он мог, так это с каждой своей пенсии в 120 рублей, высылал матери по десятке.

Родители от души радовались нашему возвращению с Украины, зная мою авантюристическую натуру, они боялись навсегда потерять из виду своего внука-любимца. Отец даже всплакнул подвыпивши от радости, что хоть один из правнуков навестил его мать.

По приезду домой, я рассказывала о безысходности бабушки, что она плоховато видит, как однажды пошла из своей комнаты в туалет, а на обратном пути заблудилась, загнав себя в угол, в промежуток между стеной и стоявшим там телевизором. Там, так и простояла до вечера, до прихода Зои, плача, крича, и взывая о помощи.

Мой отец слушал и рыдал, мама сочувствовала, но они и сами были уже в возрасте, и помочь были не в состоянии. Отец причитал: «были бы у меня силы, забрал бы мать сюда, привез бы доживать здесь», да вот беда, сил-то уже не было. А его сыновьям – подонкам, судьба бабушки была просто безразлична.

…Еще подростком Нуртай, окончив кое-как восьмилетку, пошел в местное ПТУ, но по окончании его работать не очень-то хотел, вел себя скверно, мог запросто хамски нагрубить матери, просто так, как найдет на него.

Однажды мама накрутила фарш на пельмени, а Нуртаю, как старшему из детей, отдельно поджарила несколько котлет, от запаха которых бежали слюнки, но мы не просили, знали, это не для нас. А каково было удивление, когда «любимчик» придя домой не в настроении, просто взяв тарелку, выкинул в помойное ведро все котлеты. Для нас это был удар, для него обычная норма.

Думаю именно тогда мама и начала понимать, что из ее сыновей получились сущие негодяи, как-то неожиданно начали исчезать предрассудки, вдруг вспомнили и обо мне. Но, это все потом. После она скажет вслух мысль обиженной женщины-матери: «Все! Все уже взрослые, тем более что никто и никогда из детей не пытается помочь хоть как-то ни мне, ни отцу! Буду помогать только Гале, она последняя». Я в тот момент даже как-то ожила, воспрянула: «ну вот, слава тебе Господи, вспомнили и про меня…».