Михаил Криницкий - Формула чемодана

«Открытые позиции, – подумал Сергей. – Кама-сутра какая-то».

– Неужто всё так просто? – спросил Сергей с недоверием. До сих пор перспектива работать в науке за рубежом казалась Сергею метафизикой, и тут ему заявляли, что вопрос упирался в пару e-mail’ов.

– У тебя публикации есть? – Саша уже находился в рабочем режиме и прорабатывал необходимые детали.

– Две. Но не первым автором.

– Это не важно. В Европе в двадцать пять лет только универ заканчивают, а ты уже в двадцать науку делаешь. Не волнуйся, мы тебя куда-нибудь пропихнём.

Саша включил ноутбук и начал писать письмо.

Сергей знал про эмиграцию по большей части из слухов, бытующих в лаборатории, и из случайных записок в блогах. Запросы в Гугле про Европу выдавали в основном статьи про развращённых геев, а США в русском Интернете ассоциировались с глобальным заговором и Леонардо Ди Каприо либо Джонни Деппом – зависело от популярных фильмов в прокате. Тем не менее Сергей несгибаемо хотел докопаться до правды. Как твердила молва, много людей во всём мире уезжают туда, где можно найти работу. Глобализация и Интернет сильно перемешали общество, однако офисы богатых организаций оказалось сложно сдвинуть с места, равно как и зады их отъевшихся боссов. Поэтому сотрудники порхают, как птички, от одного насеста к другому – лишь бы яйца не замёрзли. Среди наиболее востребованных профессий в международной среде оказались программисты и, к удивлению Сергея, учёные. Наука вообще всегда держалась интернациональной, так как вода – она и в Африке вода, и свою химическую структуру не меняет. Предполагается, что процесс познания должен обогащать всё человеческое сообщество, независимо от границ. Сергей не был уверен, насколько это познание обогащает жителей, например, Северной Кореи или доярок в селе Затерявшееся какой-нибудь Далёкой области. В советское время у людей были какие-то идеалы и желание изменить мир к лучшему, но капиталисты на Западе, по-видимому, думали по-другому, и проблемы доярок их точно не волновали. Сергей хоть и признавал, что профессия учёного требует мобильности и гибкости, но относился к этой идее с неохотой. Правда, в качестве исключения мобильностью Сергей объяснял своей бабушке нежелание завести комнатные растения и починить год назад сломавшийся шкаф. «А что, если я перееду через месяц? Тогда пусть другой уже с ним возится», – отражал Сергей очередной напор бабушки во время визита в общежитие.

Согласно теории относительности, законы природы не зависят от местоположения в пространстве. Сергей с недоверием относился к таким теориям, поскольку зарплата уборщицы в Норвегии превышала зарплату директора фирмы в его родном городе. Тем не менее, как Сергей изучал в университете, учёные по всему миру работали примерно похожим образом и даже сидели в одинаковых соцсетях.

Конечно, Сергей признавал очевидные минусы в современной российской науке. При Сталине учёный считался уважаемым членом сообщества, производящим важное дело для строительства коммунизма. При демократах важным делом стало строительство особняков депутатам, поэтому учёные сразу оказались не в почёте. Большинство сокурсников Сергея уже продали мечту и пошли работать в банки, бизнес-аналитику и аудит. Но Сергей так просто не сдавался.

Саша тоже не сдавался в промывании мозгов Сергею и пытался привить идею важности связи с международной наукой. Сергею такие связи больше напоминали порочные, лишь множащие неприятные болезни. Все эти поездки на конференции и «стажировки» напоминали торговлю своим телом, только что активным органом выбрали мозг. Хоть они и налаживали какие-то контакты, Сергей не одобрял, каким образом. В его представлении обычно это происходило так: русскоговорящий учёный приезжает на конференцию докладывать какую-нибудь ерунду, которую он пытается делать в лаборатории дома. Его результаты, конечно же, никого не интересуют, но дальше он ходит и слушает доклады западных профессоров, и если тема походит на его собственную, русскоговорящий учёный задаёт умные вопросы и создаёт интересную дискуссию. Если он смог подлизаться, как инициативный, трудолюбивый и дешёвый сотрудник, то профессор с радостью возьмёт его поработать в лаборатории.

Правда, учёный, как правило, сам должен сделать первый шаг и достаточное время надоедать профессору с увлечённым видом, демонстрируя, как отлично он знает свой предмет, пока тот не поймёт, что лучше сдаться и взять к себе назойливого кадра. Это как если бы девушки на Тверской встали посреди трассы и начали подходить ко всем машинам подряд.